против похищения детей и тем более издевательств над ними. Но Большой Иван — человек без тормозов, иногда его конкретно заносит. Он и своего не пожалеет, если ему чем-то не угодят. Помню, как-то один парень отказался выполнить приказ, показавшийся ему слишком жестоким, так босс лично отрезал ему уши, сварил из них holodetc, а после заставил беднягу всё это съесть.

— Страшный человек этот ваш Большой Иван, — покачал головой Тартамелла.

М-да, ловко у меня получается вешать им лапшу на уши. Лански, правда, скептически кривит физиономию, а вот итальянцы, похоже, к моим словам отнеслись весьма серьёзно.

— Что ж, похоже, сегодня встреча не слишком удалась, — констатировал я. — И, следует признать, не по моей вине. Но я понимаю вспыльчивый итальянский характер, тем более дети — это святое, поэтому, что уж там, часть вины всё же беру на себя. Перед тем как попрощаться, ещё раз напоминаю: Большой Иван решил подмять под себя часть Гарлема. Так что вам поневоле придётся мириться с таким соседством. Но я надеюсь, что вы к этому отнесётесь с пониманием и также донесёте информацию до других глав семейств. А ваше предложение, синьор Бонанно, насчёт компенсации за погибших итальянцев я своему боссу передам, но не уверен, что он на это согласится. Уж поверьте, — притворно вздыхаю, — я его знаю, как никто другой.

Нахлобучив на голову шляпу, я не торопясь покинул зал, спиной ощущая четыре пары глаз, включая бармена. Спустя три минуты наш автомобиль мчался по Парк-авеню.

— Ну как всё прошло? — нарушил молчание изнемогавший в нетерпении Фёдор. — Что там была за стрельба?

— И мебель перевёрнута, — добавил Василий.

— Вспыльчивый итальянец, — усмехнулся я, — нервы не выдержали. Пришлось его успокоить. Кстати, у меня тут появилась идея!

— Что за идея?

— Не нанести ли визит одному моему темнокожему другу в Гарлеме… Он сейчас раздумывает над моим предложением. Если мы заявимся всей компанией, это произведёт на него некоторое впечатление и, возможно, заставит ускориться с принятием решения.

— Так что, разворачиваемся? — задорно спросил Демид.

Я задумчиво почесал кончик носа и махнул рукой:

— Давай!

Глава 8

В этот тихий августовский вечер главы пяти нью-йоркских семей, а также боссы мафии из Чикаго и Буффало собрались в фешенебельном итальянском ресторане, расположенном в пригороде Нью-Йорка. Присутствовали только те, кому по статусу положено было здесь находиться. Последним прибыл глава семьи Бонанно. Перебинтованная рука и огромный кровоподтёк на левой стороне лица сразу же привлекли внимание собравшихся, однако вопросы были оставлены на потом. Тем более что и дон Бонанно — хотя приставка «дон» многим казалась излишней из-за молодости мафиози — в таком виде чувствовал себя достаточно неуютно. Обнимаясь с каждым из присутствующих, он прятал глаза за тёмными стёклами очков.

Помимо глав семей, входивших в так называемую Комиссию, за длинным столом присутствовали босс еврейской мафии Мейер Лански и глава Корпорации убийств[33].

Альберт Анастазия, урождённый Умберто Анастасио, сменивший имя и фамилию в 1921 году, в том памятном для него году, когда он отсидел в тюрьме Синг-Синг в ожидании казни на электрическом стуле за убийство грузчика. Правда, в итоге всё закончилось благополучно. После того как из-за юридических формальностей дело было направлено на доследование, один из ранее допрошенных свидетелей не смог предстать перед судом. Альберт знал, что случилось со свидетелем: с бедолагой как следует поработали трое его братьев, также работавших грузчиками на Бруклинской набережной. Те годы вызывали в нём чувство лёгкой ностальгии, которую он не мог демонстрировать прилюдно. Человеку, возглавляющему Корпорацию убийств, как их стали неофициально называть с лёгкой руки одного нью-йоркского репортёра, не может быть свойственно чувство сентиментальности, иначе ему быстро найдут замену, а самого могут и в расход пустить. Альберт держался и за должность, и за жизнь.

С виду всё пока выглядело вполне невинно. Мужчины разного возраста собрались за столом с напитками и закусками, оживлённо переговаривались на самые разные темы и негромко посмеивались на обронённую кем-то из присутствующих шутку. Общались на сицилийском диалекте, не столько в целях конспирации, сколько отдавая дань своей родине.

Но, естественно, собрались они не для того, чтобы обсудить ставки на скачках и политическую обстановку в Европе. И Бонанно об этом догадывался, негодуя про себя, что его не предупредили об истинной цели собрания и он всё ещё находится в неведении. Просто накануне позвонил Луккезе и предупредил о сходке, хотя на этот вечер у Бонанно был запланирован поход с женой в Метрополитен-опера, и тому, что поход отменяется, его Фей очень расстроилась.

Но что больше всего напрягало Джо, так это донесение от верного человека, что боссы семей во главе с Костелло собирались сегодня чуть раньше, и что они обсуждали за закрытыми дверями, оставалось только догадываться.

Наконец раздалось негромкое, но отчётливо услышанное всеми постукивание лезвием серебряного столового ножа по бокалу, в котором ещё оставалось немного красного «Вальполичелла Супериоре», прекрасно подходящего к мясу. Гомон разговоров тут же утих, все обратили взоры на главу семьи Дженовезе Фрэнка Костелло. По-хорошему, после того, как три года назад Чарли Лучано отправился за решётку, на трон должен был сесть его заместитель Вито Дженовезе, однако он испугался обвинения властей в убийстве и предпочёл на неопределённый срок затаиться на Сицилии. Таким образом, власть в семье Дженовезе перешла к бывшему консильери Лучано Фрэнку Костелло, за эти три года уже показавшему себя сильным игроком. Семья контролировала большую часть азартных игр, ростовщичества и рэкета на рынке труда в Нью-Йорке. Костелло верил в силу дипломатии, дружил с политиками и представителями правосудия, успев заслужить прозвище Премьер-министр преступного мира. Неудивительно, что именно ему, как негласному лидеру криминального сообщества, была предоставлена честь открыть заседание с участием главарей крупнейших мафиозных кланов Соединённых Штатов.

— Друзья, думаю, настало время поговорить о делах.

Фрэнк Костелло в полной тишине оглядел собравшихся. Выбритые лица, хотя некоторые и с щетиной, что являлось максимум дозволенного. Один из негласных кодексов организации гласил: «Нет волос на лице», и члены всех группировок старались его свято соблюдать. Костелло и сам не знал, кто и когда это придумал, но закон есть закон, пусть даже он и выглядит глупо. А без законов организация сразу развалилась бы.

Сидевший напротив Винсент Мангано, чьё одутловатое лицо всегда вызывало у главы клана Дженовезе антипатию, являлся мафиози старой школы. Клан Мангано вышел из семьи Джо Массерии, а его капо являлся сидевший рядом с ним Альберт Анастазия. Семья контролировала причалы Нью-Йорка и Бруклина и промышляла вымогательствами, рэкетом, равно как и незаконными