Шрифт:
Закладка:
«Труженик, разве для того ты свергнул царизм и сбросил керенщину, чтобы посадить себе на шею опричников Малют Скуратовых с фельдмаршалом Троцким во главе?» — это из воззвания ВРК от 13-го марта.
Как видим, кронштадтцы отлично понимали, что большевики — это всего лишь воспроизводство полицейско-бюрократических имперских архетипов, только в более радикальной форме. Кронштадт — это одно из проявлений неприятия большевизма с позиции третьей, народно-демократической силы. Ярчайшим выразителем подобных народных настроений был, конечно, Сергей Есенин. В одном из писем 1920 года он писал: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжёлую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идёт совершенно не тот социализм, о котором я думал…» И позднее, в 1923-м, Есенин признавался: «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь». В этом смысле характерно обращение Есенина в те годы к образу Пугачёва; но особо примечателен романтический повстанец Номах из его драмы «Страна негодяев» — Номах это перевёрнутая фамилия Махно.
Кстати, восставшие кронштадтцы рассчитывали на успех Махно, тогда ещё активно боровшегося на Украине. Полевая радиостанция махновцев передавала в Кронштадт: «Приближается час соединения свободных казаков с кронштадтскими героями в борьбе против ненавистного правительства тиранов». Надеялись кронштадтцы и на Антонова с его повстанческой крестьянской республикой на Тамбовщине. Как и Махно с Антоновым, Кронштадт — это яркий феномен третьей позиции в раскладе сил Гражданской войны.
Итак, 2 марта в ответ на попытку коммунистов захватить власть в крепости на делегатском собрании представителей был избран Временный революционный комитет во главе с матросом Петриченко по прозвищу «Петлюра» — выходцем из малоземельных крестьян Калужской губернии. Штаб восстания расположился на линкоре «Петропавловск». Тогда же, 2 марта, большевики объявили Питер и Петроградскую губернию на осадном положении, а 4 марта события в Кронштадте были официально объявлены «мятежом» со всеми вытекающими последствиями: большевики считали виновным всё население «мятежной территории».
После того, как большевики арестовали делегацию Кронштадта, прибывшую в Питер на переговоры, надежды на мирное развитие революции исчезли. В ответ на ультиматум большевиков осаждённый Кронштадт решил драться. Восставшие создали Штаб обороны, в который вошли военные специалисты, в частности, артиллерист генерал Козловский. Это принесло свои результаты. 7 марта состоялась артиллерийская дуэль, закончившаяся успехом восставших, поразивших цели на Лисьем Носу и в Сестрорецке. Кстати, Козловский немедленно поплатился за свой выбор: его жена и четыре сына были взяты чекистами в качестве заложников и вместе с другими родственниками сосланы в Архангельскую губернию.
«Гул кронштадтских орудий слышен по всей Европе…», — писал в те дни Борис Савинков в газете «Свобода», которую он издавал в Варшаве вместе с Д.Мережковским, З.Гиппиус и Д.Философовым. — «Да, Кронштадту мы, русские, обязаны всемерно помочь. Да, помочь мы должны и продовольствием, и деньгами, и, если возможно, вооружённой силой», — подчёркивал Савинков.
Ленин понимал, что Кронштадт необходимо подавить любой ценой до прихода настоящей весны, когда окружённая водой крепость станет неприступной. Он прямо говорил: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Уже 8 марта, Кронштадт был атакован 7-й большевистской армией под командованием обер-карателя Тухачевского, который в том же году, летом, будет осуществлять геноцид на Тамбовщине, где уничтожит свыше 100 тысяч русских крестьян. Большевистские части, как по равнине, шли по льду, который выступил в роли некой вселенской энтропийной силы, сковавшей кронштадтские линкоры, не пуская их в Питер. Казалось, этому льду противостоят вольнолюбивые северные боги, заговорившие огнём и громом крепостных пушек. Кронштадтская сага вступала в решающую фазу…
«Кронштадский лёд» в биографии потом долго считался своего рода «знаком качества» для руководителей ВКП (б) и Красной армии.
Впрочем, главные организаторы подавления восстания — Троцкий, Тухачевский и Дыбенко — впоследствии кончили плохо. Не принесло счастья участие в нём и будущему классику советской литературы Александру Фадееву.
В «кронштадтской эпопее» никак не отметился Сталин.
«Коба не проявил активности. Он понимал: партия со смутным чувством следит, как бывший царский офицер Тухачевский и большевистский вождь расправляются с моряками», — полагал Эдвард Радзинский.
«Восстание в Кронштадте могло стать детонатором. Вся Россия могла полыхнуть», — писал Виктор Суворов.
Штурм 8 марта провалился. Большевистские части откатились на берег, понеся большие потери. Сказывался низкий боевой дух красноармейцев, не желавших сражаться за Ленина и Троцкого, а нередко и переходивших на сторону восставших. Многие части были расформированы, дело дошло до показательных массовых расстрелов. Ненадёжных матросов эшелонами отправляли из Петрограда для прохождения службы в других акваториях. Большевики подтянули верные им части, численность 7-й армии достигла 45 тысяч штыков.
Даже 300 делегатов Х съезда РКП (б) были вынуждены оставить кресла в московском зале заседаний и отправиться на «кронштадтский лёд» в качестве политруков-погонял красноармейской массы. Кстати, именно Кронштадт, «антоновщина» и «махновщина» подтолкнули Ленина к «новой экономической политике». Однако народ продолжал сопротивление, не верил большевикам и, как оказалось, небезосновательно: всего через десять лет они на мужицких костях утвердили колхозно-крепостную систему…
Таяние льда вот-вот должно было сделать штурм невозможным.
На берега Финского залива стянули около 70 тысяч военнослужащих при 800 орудиях.
Обычным красноармейцам командование не доверяло. В некоторых частях, расквартированных в Петрограде, у бойцов забрали сапоги, чтобы сидели по казармам.
Костяк карательных частей составили доставленные со всей центральной России курсанты, сознательно выбравшие службу режиму, и добровольческая Сводная дивизия, которую недоброжелатели прозвали «Сбродной», поскольку в неё, надеясь на реабилитацию, записалось немало проштрафившихся и проворовавшихся коммунистов.
Троцкий обещал щедро наградить отличившихся орденами Красного Знамени, их действительно раздали необычно много по меркам того времени.
В ночь на 16 марта после интенсивного артиллерийского обстрела начался новый штурм.
«561-й полк, отойдя полторы версты на Кронштадт, дальше идти в наступление отказался. Тов. Дыбенко [командир Сводной дивизии] приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся», — доносил заместитель начальника особого отдела дивизии Юдин.
С 12 марта большевики начали авиабомбардировки Кронштадта, продолжавшиеся вплоть до начала уличных боёв (17 марта). Большевистская авиация в количестве 56 аэропланов сделала 137 вылетов, налетав 160 часов и сбросив свыше двух с половиной тонн бомб.
В ночь на 17 марта после интенсивной артподготовки Тухачевский погнал свои «тумены» на решающий штурм. Тьму рассекали лучи кронштадтских прожекторов, а в спину красноармейцам смотрели пулемёты заградотрядов. Утром 17 марта большевистские войска ворвались в Кронштадт.
