кулачки: «дай-дай!». Я уже знал, что у ангела-Надежды в столике на колесах, который позвякивал теперь мило и кокетливо, совсем не так, как с утра, ехало полдюжины холодного светлого нефильтрованного. Достав две и свернув им пробки, еле попал бутылками в шарящие вокруг слепые клешни стального Головина. Тот проделал хитрое, едва уловимое движение правой рукой, отчего пиво в посуде чуть закрутилось, и опрокинул тару над страждущим ртом пустынника. Казалось, первые несколько секунд даже шипение слышалось, будто напиток не в рот попал, а на каменку. Как это произошло — я не понял. Отрицая физиологию и физику, жидкость ввинтилась в туловище Артема, который ее даже не глотал — просто вливал. Ожидаемого выхлопа углекислых газов, неизбежного казалось бы при таком вольном обращении с пенным напитком, тоже не произошло. В незабываемом путешественнике первые пол литра исчезли, как в черной дыре. Зато в глазах пропала скорбь. Не выпуская пустую бутылку из правой руки, он присосался к оставшейся. Но теперь уже традиционно, с ритмичными движениями кадыка, и без прежней спешки. Убирал вторую пустую бутылку от лица уже совершенно другой человек. В глазах Головина горели преданность и благодарность за чудесное спасение. Он осторожно поставил тару возле дивана и до третьей дотянулся уже сам.

В это время Лёха победил диванные подушки и вырвался из плена, в котором, видимо, провел всю ночь. Кто там, в плену, смог так надуть и измять ему фасад — было неясно, но когда он повернулся к нам, Надя даже ахнула. Я сдержался. Я видал Головина поутру в кафе-музее «Арарат», меня теперь, наверное, ничем уже не проймешь. Артем прижал к себе подчиненного, который имел некоторый люфт в позвоночнике, отчего сидели у него нормально только таз и бедра, а остальной боец принять вертикальное положение целиком никак не мог. Жестом профессиональной телятницы или ветеринара, Тёма зафиксировал его голову одной рукой, а второй заботливо поднес ко рту поильничек, то есть открытую бутылку. Лёха справился без фокусов и ниспровержения основ физики жидких тел и прочей гидродинамики. Напиток был принят консервативно, но пользу принес такую же. Чудесным образом все такой же опухший и мятый боец стал значительно больше походить на живого человека. Видимо, из-за того, что на щеках, начинавшихся, казалось, прямо под челкой, наконец открылись глаза.

Кряхтя и охая, помогая друг другу, оба оживших поднялись с дивана и некоторое время искренне и эмоционально хвалили гостеприимный дом и его хозяев, а в особенности хозяйку, которая тут же покраснела, как маков цвет. Но вовремя вспомнила, что у нее уха на плите, и уже на бегу посоветовала нам выйти на воздух, на задний двор, что мы тут же и выполнили. Не забыв, впрочем, освободить столик от трех оставшихся бутылок — не пропадать же добру?

На улице был августовский полдень, но не из тех, что насылает на столицу лично князь Тьмы из преисподней, а нормальный, с комфортной температурой в районе двадцати шести, легким ветерочком и солнцем, которое именно пригревает, а не норовит выжечь глаза. Мы расселись возле сложенного стола, неподалеку от моего цепного казана, он же — костровая чаша. Закурив, собрали из трех голов максимум деталей вчерашнего вечера. Командная работа была значительно успешнее сольных попыток, как, впрочем, и почти всегда. Выяснилось, что за Лёней приехали ребята Глыбы, которых снарядила на поиски его взволнованная жена, тоже смотревшая ролики в интернете. Мы напоили и их. То, что Лёха так удачно образовался рядом сразу вслед за аварией, тоже объяснялось. Михаил Иванович позвонил Головину и мягко посоветовал присмотреть за мной на всякий случай. Поэтому как только мы сошли с трапа «Нерея» — где-то неподалеку всегда был кто-то из «Приключенцев». Головин, сияя вновь обретенным человеческим лицом, похвастался:

— Смотри, обещали мне грамоту дать, а то и к ведомственной награде приставить!, — гордо заявил он.

— По поводу?, — заинтересованно уточнил я.

— Кино, помнишь, вчера снимали?

— Кина не помню. Идею, как прикрыть чью-то задницу, чтобы ей башку не сняли — помню. А про кино — как корова языком. Подлая штука, этот вискарь, — честно ответил я. При воспоминании о виски мужики побледнели и разом присосались к пиву.

— За идею — спасибо, удачная оказалась. И превратилась в тщательно спланированную акцию по выявлению неблагонадежных элементов в сетевом пространстве русскоязычного интернета, или что-то типа того, — пояснил Артём, — при деятельной поддержке «Мосфильма» ведомство провело блестящую операцию, и некоторые деятели языка и камеры уже плачут и дают показания.

— Какое ведомство?, — чисто для поддержания разговора спросил я.

— Профильное, — к Головину на глазах возвращалась уверенность, а с ней и лаконичность.

— Понял, не дурак. Был бы дурак — не понял бы, — кивнул я, и мы посмеялись старой шутке.

Тут отъехала сдвижная дверь в дом, и на задний двор вышел, хромая, начальник охраны поселка.

— Здравия желаю, Василий Васильич!, — гаркнули Тёма с Лёхой хором, вскакивая с мест, да так, что за Лёхой его плетеное кресло даже упало. Я вытаращился на военного пенсионера так, как если бы он заехал на танке или прилетел на крыльях ночи. Непростой, видимо, товарищ у нас руководит охраной и играет с детишками в свободное время, ох непростой.

— Вольно, ребята, — пробурчал вошедший, но было видно, что такое обращение ему привычно и приятно, — помогите-ка с грузом лучше.

В руках у него были две термосумки, но не те, с которыми колесят по столице потомки кочевых вождей на пыльных мятых электровелосипедах, а какие-то особенные, основательные. Об этом говорила и характерная темно-зеленая раскраска, и материал, и покрой. В одной сумке, сразу занявшей место под столом, обнаружилось пиво на льду, чуть ли не ящик россыпью. А во второй — ведро вареных раков, исходящее паром, где помимо ракового духа явно был и укропный. Я сглотнул так, что гости на меня даже обернулись.

— А ты не робей, Дим, бери да ешь, чего глядеть-то на них?, — спокойно проговорил Василий Васильевич, — Я как утром Надежду на въезде с сумками заметил, сразу понял — по пивку решили мужики. Дай, думаю, загляну. Повезло тебе с супругой, Дима — золотой души женщина, уж поверь мне!

— Верю без разговоров. Сам себе завидую регулярно. А нынче с утра так и вовсе думал — разрыдаюсь. Располагайтесь, Василий Васильевич, угощайтесь. Сейчас еще ушица будет, Надя как раз пошла доглядеть.

Не чинясь, начальник охраны сел