— У нас есть нечто общее, — Лимия внимательно изучала, как я вкалываю острие в плоть, натягиваю нить, соединяя ткани между собой. — Последние десять лет я живу в этом замке, обустраиваю его, принимаю гостей и воспитываю брошенных девочек с магией, — хозяйка сдержанно заулыбалась и спрятала глаза, будто винила себя в чем-то. — Но несколько лет до того, как сюда попала, я не помню. Будто все стерли нарочно.

— Может, мы родственники? — я закрепила последний стежок и откусила нить. Получилось ровно, но шрам, если за неделю не вылечить лекарской магией, останется навсегда.

— Не думаю. Я хорошо знаю свое родовое древо. Ты слишком яркая, тебя невозможно забыть.

Я пожала плечами и потянулась за мазью.

— Тогда… родственные души?

Лимия заулыбалась. Широко и светло.

— Все может быть. Я пойду. Доброй ночи, Любава. Надеюсь, встретить вас двоих на завтраке, — она тепло посмотрела на принца и тихо вышла за дверь.

Я сглотнула, разглядывая деревянное полотно, будто за ним спрятано нечто важное. Быстро отряхнувшись, взялась за лечение жениха. Даже усмехнулась нелепости мысли. Жених… как же. Королева Любава? Даже звучит криво и царапает язык. Какая из меня правительница? Мне бы в себе разобраться, эмоции усмирить. Я не согласна нырять в проблемы сотен тысяч людей, потому что в своих утопаю по горло. Я не справлюсь. Не хочу даже думать об этом.

Мазь была прозрачной, пахла вялой травой и влажной землей. Приятно пахла, хотя и резковато. Я набрала совсем чуток на кончик пальца и провела им сначала по щеке принца, где явно проступили алые росчерки от царапин осок. Лекарство впиталось с серебристым свечением, полосы побледнели, а потом и вовсе пропали.

Легко нанося мягкий жир, я словила себя на том, что не чувствую напряжения или острого желания. Ушли страхи и трепет, осталось только тепло. Оно зарождалось на кончиках пальцев, согревало руки и, ныряя под рукав, ласково обнимало плечи. Словно энергия идет от принца ко мне и обратно. Обработав его крупный лоб, убедилась, что не пропустила раны на носу и скулах. Каждую точку и царапину зацепила, наблюдая, как они растворяются. Синарьен не двигался, не издавал ни звука, но кожа налилась кровью, бледность ушла, а широкие ноздри расширились, шумно потянули воздух.

На губах тоже были порезы. Не глубокие, но они краснели от яда оски, и я подняла руку, чтобы прикоснуться к ним и отпрянула. Жар обвил поясницу и вытолкнул из горла сиплый стон. Этого еще не хватало.

Синар при смерти, а стигму заботит только одно? О боги!

Сцепив зубы, я очень осторожно и невесомо нанесла мазь на контур чувственных губ и слегка задела впадинку под носом. Принц выдохнул, почти опалив мои пальцы горячим воздухом.

Я отпрянула.

— Так… спокойно. Он спит, — прошептала в пустоту. — Лицо обработала, осталось всего ничего, — и взгляд поплыл по крупной груди под черной рубашкой, по узким брюкам, что бугрились в паху, по крепким ногам, что вели Лимию в танце. Я в гостиной сходила с ума от необъяснимой ярости, думала, что хозяйке рожу расцарапаю, когда они склонялись друг к другу близко и задорно смеялись, потому и попросила Данила выйти на свежий воздух.

— Я справлюсь, — прошептала вслух. — Мне нужно только нанести мазь.

Отставив баночку, потянулась к рубашке, чтобы раздеть принца. Первая пуговица была сломана, с клочком ткани вырвана, вторая расстегнута. Пальцы лишь притронулись к следующей, алые ленты стигмы вырвались из груди Синара и любовно оплели мои руки, обжигая мелкой приятной вибрацией.

— Нет, так не пойдет, — прошептала я, одернувшись. Метка тут же затихла и спряталась под плотной черной тканью. — А если закрыть глаза и сделать это быстро?

Я попробовала на ощупь, но на третьей пуговке задышала чаще, отчаянно желая провести ладонями по сильным плечам. Лозы стигмы прикасались, щекотали, звали…

Он избалованный наследник! Он красивый мужчина, не отрицаю, но я не должна так плыть. Я его совсем не знаю! Это неправильно.

Встала и, сдирая магические ленты со своих рук, отвернулась к окну. Парная магия помогла спасти принца на улице, но ее не хватило, чтобы очистить от яда. Нужно спешить, а я не могу с собой справиться, все тело покрылось мурашами, что бегают от лопаток до ягодиц, а затем поднимаются вверх, сковывая горло и плечи, щекоча низ живота, стягивая поясницу тягучим желанием. Будто мне в напиток подлили капли возбуждения.

В мертвой пустоши холодный сезон отличался от энтарского. С неба сыпали снежинки, что тут же гасли на черном песке. Лиловый горизонт на мрачном фоне выглядел яркой лентой в темных волосах девчонки.

Я раскрыла раму и жадно втянула холодный воздух. Легче не стало, но получилось немного отстраниться от внутренней жажды.

Вернувшись к постели принца, быстро расстегнула всю планку и распахнула полы. Боги! Грудь исполосована так, что чистой кожи не найти. Синар сильно задрожал, его пальцы сжались в кулаки, а изо рта вырвался страшный хрип.

Нужно спешить и обмазать все тело.

Сначала обработала руки, каждый палец, шалея от их крепости, вспоминая, какими они могут быть настойчивыми и… нежными.

Глубоко вдохнув, все-таки вернулась к одежде.

Злясь на себя, дернула ремень брюк, справилась с пуговицами и потянула все вниз. Синара нужно приподнять, иначе не снять, он слишком тяжелый. Пробовала и так, и эдак, но не смогла вытащить ткань из-под ягодиц. Пришлось забраться на принца, упереться коленями в кровать по обе стороны от бедер жениха и стаскивать понемногу. Взгляд уперся в подтянутый пресс, дорожку волос, уходящую под пояс и хлопковое белье. Я судорожно сглотнула и дернула все сразу.

Задержав дыхание, провела пальцами по косым мышцам. Синар застонал, его кожа покрылась испариной и мелкими пупырышками. Захотелось разгладить, согреть ладонями. Он не был возбужден, но даже так выглядел большим. Пряный запах защекотал нос. Я наклонилась и, прикрыв глаза, втянула его. Жадно. Безумно. Затряслась от невыносимого желания трогать его и изучать.

— Он умирает, а я тут… как куртизанка! Это все злые боги!

Наверное, Синар чувствовал мою ярость, потому что от каждого прикосновения подрагивал и скрипел зубами. Когда я спустилась по груди к паху, чуть не вскрикнула. Потому что теперь он был не просто возбужден, а очень возбужден. Это завораживало. Взгляд приковало к перевитому венами органу, пальцы ласково обвели по головке. Мазь сверкала, излечивая, убивая яд, возвращая принцу силы и власть надо мной.

Синар выгнулся, стоило тронуть уздечку, провести