Баятельница все тянула свою печальную песнь, и мужики внимали:

… девы пламенной длань горячее огня,

И богаты дары, что у зверя в груди.

Дева зеленью глаз лишь коснется тебя,

Твоим именем страшной накличет беды…

Одни утирали скупую мужскую слезу, другие пытались подпевать грубыми, нетрезвыми голосами, и никто из них не обратил внимания на уход Вадима.

Длинные переходы дворца были безлюдны, все слуги суетились сейчас на пиру, и шаги Вадима гулко отдавались от стен. Он старался идти размеренно, но то и дело шаги его ускорялись, срывались на бег. Беспокойство гнало вперед злой плетью между лопаток, а рука сама собой тянулась к мечу на поясе…

Вадим резко остановился, заставляя себя успокоиться. Вдохнул глубоко несколько раз, а затем снова пошел вперед, ступая уже осторожно, почти неслышно. Нечего Агвиду знать, что он ослушался приказа оставаться в зале и шатался теперь здесь, движимый, как истеричная баба, какими-то глупыми предчувствиями.

Он крадучись преодолел последний переход перед покоями правителя, уже слыша невнятные голоса двух ярлов, повернул за угол… И нос к носу столкнулся с Маиной.

— Ты что здесь… — но кончик кинжала уперся ему в горло, а белые глаза оказались так близко, что можно было бы рассмотреть их до мельчайших волокон в радужке, если бы не темнота.

Прошло несколько долгих секунд, и воительница чуть отстранилась, приложила палец к пухлым губам и кивнула на свой нож. Вопросительно приподняла белесые брови.

Вадим упрямо сжал рот, удерживая в себе рвущиеся наружу ругательства, но кивнул в ответ. С кинжалом у горла не повоюешь.

— Не серчай, стражник. Я все объясню, — шепнула ему женщина, пряча свое оружие в набедренные ножны.

— Уж постарайся, — прошипел Вадим.

— Я сюда пришла втайне от Ратмира. И я не покушаюсь на жизнь твоего ярла. Я просто хочу… услышать кое-что. Про ведьму. Не выдавай меня.

— Белены объелась? — начал, было, Вадим, но осекся. Уставился на Маину так, будто увидел впервые, переспросил: — Ведьму?

— Да. Иди сюда, слушай, — и она панибратски ухватила его за руку, потащила ближе к дверям в Агвидовы покои.

Вадим, конечно, должен был ее остановить, сдать с потрохами ее же ярлу или, на худой конец, отвести обратно в зал. Он должен был хотя бы возмутиться наглым поведением этой девки, но все эти долги перед правителем и самим собой были начерно перечеркнуты именем, которое донеслось до его слуха сквозь двери Агвидовых покоев:

— … Селена.

Стражник замер, как хищник, почуявший угрозу, не в силах совладать с собой, гадая, какого рожна Агвид обсуждает с Ратмиром Селену, если тот союз заключать приехал. А Маина уже приложилась ухом к дубу двери и жестом поманила его ближе. И Вадим пошел, как зачарованный.

— И что она? — донесся до его слуха голос Агвида.

— Да навела знатного шороху в твоем городе. У советника моего зуб в дороге заболел, вот мы и заехали небольшим отрядом, чтоб народ не пугать. Спросили за ведьму, а нам такое поведали… — Ратмир рассмеялся бархатно и продолжил: — Местную ведунью старухой обратила и колдовского дара лишила.

— Вот как. Я ее с поручением послал, а она развлекается.

— Ты подожди ворчать. Я тебе главного не сказал, — Ратмир выдержал небольшую паузу. — Мы ведунью ту позже в окрестных лесах нашли.

— И что?

— Живую. Не обманул ты меня, Агвид…

Сердце Вадима подскочило куда-то в горло и забилось там, а в ушах звон поднялся. Черт его знает, зачем правители обсуждают это. Он услышал главное — Селена жива. И новость эта приятным теплом теперь разливалась по телу. Он выдохнул излишне громко, чем заслужил укоризненный взгляд от Маины. А ярлы продолжали свою беседу…

— … все сделал для твоего удобства. На самую границу его сослал. Предупредил, что на него нужны лучшие воины, — голос Ратмира теперь был слегка раздражен.

— Это и были мои лучшие воины! — а вот Агвид откровенно злился. — Он тринадцать человек положил!

— Что ж. Мой лучший солдат стоит тринадцати твоих лучших, — захохотал молодой ярл. — Да не куксись ты, Агвид. Знаешь же сам, что окупится все сторицей: ты дар получишь, а я от щенка избавлюсь. И разойдемся миром.

— Ко мне в столицу ты на кой приперся? Что еще за гарнизон? Какие еще тренировки?

— А ты думал, я к тебе в лапы и дар, и парня отпущу? Нет уж, вместе встречать будем. Так что собирай солдат. Пусть вон Вадим твой их возглавит, приглянулся он мне, толковый, вроде. По крайней мере, меч умеет держать…

Голос Ратмира внезапно стал приближаться, и Маина среагировала мгновенно: ухватила Вадима за плечо, дернула, увлекая за угол…

Скрипнули, распахиваясь, дубовые двери. Послышались неспешные шаги двух ярлов, разговор которых переключился теперь на какую-то отвлеченную тему, но стражник и воительница уже ускользали по темным переходам, и Вадим даже перестал задавать себе вопрос, зачем ему это надо было: укрывать ее да еще и самому чужие разговоры подслушивать. Он просто понял, что обо всем этом они оба молчать будут. И его это устроило.

Маина остановилась только у дверей в главный зал, и Вадим чуть не влетел в ее спину. Замахал руками, стремясь сохранить равновесие. А женщина обернулась к нему, пронзила хрустальным взглядом. Полные губы растянула насмешливая улыбка, которую она тут же указательным пальцем перечеркнула. И Вадим кивнул, соглашаясь на ее просьбу. Воительница впорхнула в зал, а стражник задержался, скользнув взглядом по ее доспеху.

И вспомнил, наконец, где он прежде такой же доспех видел.

Глава 18

— Я слыхал много чего, в основном, конечно, ужасы всякие. Но это ж хорошо! Получается, никто туда сунуться не смел. А кто сунулся — того поминай, как звали. И все сокровища нетронутые лежат! — Дмитрий мечтательно закатил глаза, не переставая, правда, отчаянно цепляться за поводья своего коня.

Как выяснилось перед нашим отъездом, бугровщик лошадей недолюбливал и даже побаивался, предпочитал путешествовать на своих двоих или попутчиком на повозке какого-нибудь торговца. Но мы себе «роскоши» пешего похода позволить не могли, а потому уговорили парня ехать верхом, предварительно выбрав ему самого спокойного коня из всех предложенных. Платить, разумеется, мне пришлось.

— Так чего ж ты радуешься? — подивился Вель. — Они потому и нетронутые, что достать их невозможно.

— Это если напролом рваться, без ума, без верного подхода.

— А ты с подходом, значит?

— Конечно! —