наконец не приобретало более глубокое значение.

Я искал встречи со своей наставницей, психиатром Мариной Лейвой. Она с самого начала вела меня по темным лабиринтам разума психопатов, психотиков и самых отъявленных серийных убийц, ставших моей специальностью.

Пришлось показать жетон на входе, чтобы меня пропустили через турникет.

Любой новичок искал бы Марину в одной из аудиторий, где она проводила занятия, однако я хорошо знал ее привычки.

Глянув на часы в телефоне, я вошел в здание, где располагались крытые бассейны, и увидел миниатюрную фигуру Марины. Она плавала по пустым дорожкам в своем красном купальнике и резиновой шапочке, закрывающей светлые волосы.

Разувшись, я топтался с ботинками в руке среди лужиц хлорированной воды и терпеливо ждал, пока Марина закончит наворачивать круги и заметит меня.

– Унаи, какой сюрприз! Не ожидала тебя здесь увидеть, – сказала она, вылезая из бассейна по металлической лесенке.

– Боюсь, я слишком долго откладывал свой визит.

– Ты улетел из гнезда, и, насколько я слышала, у тебя все хорошо.

– Не так уж и хорошо. Я раскрыл несколько дел, но теперь мне нужна твоя помощь. Я столкнулся кое с чем… кое с кем, кто завел меня в тупик. – Я жестом предложил ей сесть на скамейку.

Марина слушала спокойно и терпеливо, ее внимательный взгляд и улыбка не вызывали неприятного ощущения, что тебя анализируют. Я уже забыл, каким успокаивающим бальзамом было для меня ее присутствие.

– И ты решил обратиться ко мне? – спросила она, неторопливо вытираясь полотенцем.

– Именно. Помню, ты рассказывала о том, как началось твое сотрудничество с полицией. Дело серийного насильника по прозвищу Балабол.

В то время я был слишком молод, об этих событиях не трубили национальные газеты, а социальных сетей, чтобы распространять информацию, еще не существовало. Он заслужил свое прозвище тем, что, насилуя жертв, разговаривал с ними и расспрашивал об их фантазиях и предпочтениях. Все женщины утверждали, что этот тип трещал без умолку и что у него восточноевропейский акцент. К счастью, полиции удалось взять образцы спермы, обнаруженной у нескольких жертв. Они проверили всех граждан соответствующих стран, за которыми числились преступления на сексуальной почве, но ничего не нашли.

Примерно в то же время в этом же районе действовал второй насильник. Пострадавшие описывали его как испанца, который никогда не говорил и отличался особой жестокостью. Поэтому полиция искала человека с другим профилем. Затем всплыла неожиданная зацепка: его ДНК совпала с ДНК Балабола. Преступник, испанец, был арестован. Он оказался пациентом доктора Лейвы. В течение многих лет она лечила его от ДРИ, диссоциативного расстройства идентичности. Тогда полиция и обратилась к ней за помощью.

– Такие показательные случаи довольно редки, – сказала Марина, аккуратно сворачивая полотенце у себя на коленях. – И большинство моих коллег скептически смотрят на раздвоение личности. Слишком много симулянтов. Видишь ли, диссоциативное расстройство обрело популярность в пятидесятых годах благодаря нашумевшему тогда фильму «Три лица Евы». Многие преступники начали симулировать симптомы в ходе судебно-психиатрической экспертизы, надеясь получить диагноз и таким образом избежать тюрьмы. Они разыгрывали амнезию или диссоциативную фугу[49]. Однако сегодня есть клинические методы, позволяющие определить, притворяется субъект или нет. ДРИ, безусловно, редкое заболевание, поэтому большинство психиатров никогда не сталкивались с подобными случаями и не диагностировали их. За тридцать лет я наблюдала лишь несколько таких пациентов. Почему ты обратился за советом именно ко мне?

– Хочу описать тебе одного человека, назовем его Альвар.

– Хорошо.

– Он священник, и ему еще нет сорока, – пояснил я. – Четкий нарциссический профиль, экстраверт, самоуверен. Приятный собеседник и любит, когда к нему обращаются на «вы». Ему всегда жарко, и он довольствуется одной сутаной, не важно, в помещении или ночью на улице. Аристократ, страдающий комплексом превосходства. Наследник богатой семьи, члены которой уже тысячу лет занимают привилегированное положение в обществе.

– Примерно поняла.

– На следующий день тот же человек представляется мне как Рамиро Альвар. Он меня не узнает и не помнит, что делал накануне. На сей раз он не в сутане и носит очки, в отличие от Альвара. Обращается ко мне на «ты». Интроверт. Робкий, ни следа нарциссизма. Очень образован: ученые степени по истории, экономике, юриспруденции и, самое любопытное, психиатрии. Утверждает, что получил их, чтобы стать достойным семейного наследия, однако о богословии не упоминает. Успешно распоряжается семейными финансами и оставляет впечатление очень ответственного человека, для своего возраста – даже слишком. Предпочитает компанию книг обществу людей; такое чувство, что им движет некая травма, страх, который проявляется при общении. На журнальном столике он держит зачитанный томик «Размышлений» Марка Аврелия. Его любовь к стоикам тем более примечательна, что накануне он назвал себя гедонистом. Вечно мерзнет. А голос… Ты бы только послушала: совсем не такой, как у Альвара. Я мог бы поклясться, что это два разных человека.

Марина улыбнулась, как будто ожидала чего-то подобного.

– Что-нибудь еще?

– Да, одна загадочная деталь: он называет себя двадцать пятым сеньором Нограро, тогда как Альвар говорит, что он двадцать четвертый. И я подозреваю, что Рамиро Альвар страдает агорафобией. По словам тех немногих, кто с ним близко знаком, он никогда не покидает свою башню.

– Прежде чем мы продолжим, позволь один вопрос: ты на сто процентов уверен, что речь идет об одном и том же человеке?

– Да. Тот же рост, тот же запах, одинаковый рисунок радужки и в обоих случаях – сросшаяся мочка уха, довольно необычная деталь, обусловленная генетической мутацией. Кроме того, на следующее утро после ночного загула Альвара наш Рамиро Альвар появился невыспавшийся, с темными кругами под глазами и двухдневной щетиной. У меня есть снимок Альвара, второго сфотографировать не удалось. Когда я увеличил масштаб и изучил лицо, то обнаружил характерную деталь: вмятину на носу от очков, которые носит Рамиро Альвар. Перед нашей первой встречей Альвар, видимо, только что избавился от Рамиро Альвара вместе с его очками. Позже в тот день мы столкнулись на улице, и он узнал меня лишь тогда, когда я оказался совсем рядом – верный признак близорукости.

– Итак, у нас есть Альвар, священник, двадцать четвертый, и Рамиро Альвар, книжный червь, двадцать пятый, – заключила она так, словно речь шла о чем-то обыденном.

– Именно.

– Рамиро Альвар – это ВНЛ, внешне нормальная личность. Альвар, наш дорогой священник, – альтер эго. Они всегда склонны к театральности, к преувеличению. Будучи продуктом собственного сознания, они приобретают те или иные черты по вполне определенным причинам. Альтер – не такой человек, как мы с тобой. Его личности не хватает нюансов, это скорее персонаж, нарисованный широкими мазками.

– Откуда ты знаешь? –