— Звучит как вызов… — тянет её визави.

— Если ты не боишься принять его. Назови свою цену.

— Двадцать пять миллионов арканы, — отрезает Скульптор. — Ни больше, ни меньше. Половину сейчас, половину — по завершении работы.

Матриарх ловит себя на желании выпить что-нибудь крепкое.

Это невероятно крупная сумма, особенно в настоящий момент, когда дела Дома Архарц идут не лучшим образом. Проигрыш Консорциуму, повлёкший потерю значительных ресурсов, вложенных в битву за шахту эскадия, а также утрата задатка, вручённого Калибану, серьёзно истощили казну клана. Однако иного выбора у Галадры нет. Она должна избавиться от Егеря любой ценой, иначе позор и унижение сожрут её заживо.

— И что же я получу за эти деньги? — раздражённо уточняет дроккальфар.

— Уверяю тебя, результат превзойдёт все ожидания, — мурлычет бесплотный голос. — В конце концов, недаром меня зовут Скульптором Грёз. Я — творец и властелин снов. Чтобы создать идеальный кошмар, нужно узнать, где скрываются самые потаённые страхи. А потом надавить на эти точки — сильно, беспощадно, пока разум не треснет, как гнилой орех. Ты получишь его предсмертные вопли. Ты получишь его агонию, растянутую на часы или даже дни относительного времени.

— Подобное мне уже обещал Калибан, — ядовито замечает Матриарх. — А в итоге? Бездарно сдох на какой-то грязном заштатном мирке.

В его голосе убийцы прорезаются снисходительные нотки:

— В отличие от нашего общего знакомого, мне даже не придётся ступать на этот, как ты выразилась, заштатный мирок. Таково преимущество моего дара — я могу добраться до кого угодно и где угодно.

«Если так, то отчего же ты до сих пор сам не правишь Сопряжением, а таишься по тёмным углам?» — язвительно думает Галадра.

Вслух она произносит совсем иное:

— Меня не интересует, как ты будешь это делать. Главное — результат. И мне нужны гарантии. Егерь должен сдохнуть.

В ответ Скульптор заходится тихим, вибрирующим смехом. Звук похож на шорох гальки, пересыпающейся под порывами ветра.

— Будь уверена. За свои деньги ты получишь не только труп врага. Ты обретёшь душевный покой, смоешь позор со своего имени и насладишься одной мыслью, что последним, что ощутил этот… Егерь, был леденящий ужас…

Дроккальфар невольно кривится. Да, без сомнений, у него явно проблемы с психикой. Убийца упивается собственными садистскими фантазиями. С другой стороны, кого можно назвать по-настоящему здоровым в Сопряжении?.. Те давно сгинули в первые часы прихода конца всего.

Она поднимается из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

— Двадцать пять миллионов арканы. Половину сейчас, половину — когда принесёшь мне голову этого ничтожества.

— Мы договорились, — отзывается собеседник.

Галадра в последний раз окидывает динамик высокомерным взглядом и покидает кабинет. Она не знает, сдержит ли этот самоуверенный льфёсальфар своё обещание. Не знает, сколько правды было в его россказнях про онейромантию и власть над снами. Но одно она знает точно: она пойдёт на всё, лишь бы стереть Егеря в порошок. Даже если придётся опустошить казну и продать душу межпланетному психопату.

Потому что есть вещи пострашнее смерти.

Позор — одна из них.

Глава 22

Я резко распахиваю глаза и судорожно вздыхаю. Несколько мгновений лежу неподвижно, пытаясь осознать, где нахожусь. Моя спальня. Ровно там, где засыпал прошлой ночью.

Сердце бешено колотится в груди, пот струится по лицу, а тело раздирают волны неожиданной боли, и это удивляет сильнее всего.

Медленно, словно во сне, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Драганой. Она сидит на краю кровати, взволнованно вглядываясь в моё лицо. Откуда-то справа доносится приглушённое: «Слава Богу, очнулся!». Кажется, это голос Гидеона. Чуть в отдалении маячат силуэты Тая, Эрис, Деворы и… Шелли? Что они все здесь делают?

— Егерь? Ты в порядке? — с затаённой ноткой тревоги спрашивает Девора.

— Ты так кричал во сне, мы думали… — голос Мэтт стихает.

Я морщусь от прострелившей рёбра боли и пытаюсь сесть. И тут же кривлюсь, будто на сухую облизал лимон.

— Какого?.. — сипло выдыхаю я, пытаясь понять, в чём дело.

И тут мой взгляд фиксируется на собственном торсе. Вся кожа покрыта уродливыми багровыми росчерками — следами от когтей и клыков. Кровь ещё не до конца запеклась и местами сочится из особенно глубоких борозд. Со злостью я осознаю, что эти раны в точности повторяют те, что мне нанесли монстры… в кошмаре.

Сучий Морфей не врал… Он действительно способен прикончить меня во сне.

Понимаю, что последнюю фразу произнёс вслух, когда слышу спокойный голос Деворы:

— Не просто сон.

Она выступает чуть вперёд, и на её лице — привычное отстранённое выражение, но в глазах читается беспокойство.

— Час назад ко мне прибежала Шелли, — Бекка кивает на девочку, прячущуюся за широкой спиной Тая. — Она сказала, что ты в беде. Разумеется, я сразу поверила, учитывая её… особые таланты. Мы бросились к тебе, но, как ни старались, не могли разбудить. Ты не реагировал ни на что, только метался и скрипел зубами. Прямо на наших глазах получал новые раны.

Я провожу ладонью по лицу, пытаясь сосредоточиться. Обрывки кошмара всё ещё не дают покоя — искажённые болью и ненавистью лица родных, обступившие со всех сторон чудовища, злорадный смех в голове…

— Потом Шелли сказала, что единственный способ разбудить тебя — ольфакторный триггер. Особый запах, — поясняет она Савант. — Аромат, связанный с сильным позитивным воспоминанием. Только он сможет вырвать тебя из этого транса.

Киваю, понимая ход её мысли.

— Запах как якорь, зацепка за реальность.

— Именно, — подтверждает Ребекка. — Настолько яркий и значимый раздражитель, что подсознание просто не сможет его игнорировать. Гениальная идея, на самом деле.

При этих словах Шелли застенчиво улыбается и прячет лицо в ладонях.

— Больше это не сработает, — вдруг тихо говорит она. — Плохой дядя теперь об этом знает. В следующий раз он не допустит такой ошибки.

Кажется, у меня только что появился новый враг. И, судя по всему, не из слабых. Когда меня пытались грохнуть лицом к лицу недоумки вроде Калибана было проще… По крайней мере, я понимал, с чем имею дело.

— Что ты можешь мне о нём сказать? — спрашиваю, поймав взгляд Принцессы Единорогов.

— Он болеет. Ему плохо. Сны — это его единственная… — она замолкает, пытаясь