Шрифт:
Закладка:
От меланхолических размышлений меня отвлек гарсон, который притащил счет и демонстративно положил его на стол. Сумма впечатляла. Я решил тоже позабавиться и молча выложил на стол металлический рубль с Лениным. Официант схватил монету и умчался. Через несколько секунд он стоял рядом вместе с метрдотелем. На ломанном русском метрдотель поинтересовался есть ли у меня еще такие монеты и, если есть, за сколько я хочу их продать. Передразнивая его, я, так же ломая язык, ответил, что монета стоит десять, вечнозеленых американских денежек и, если он хочет получить их все, то будет кормить меня, а я буду ими расплачиваться по указанному выше курсу. По тому, с какой готовностью он согласился, я понял, что продешевил.
Ужин обошелся мне в две монеты. Расплатившись, я вышел в ночь. Хотя, ночью это назвать было тяжело. Света было столько, что хватило бы на два дня. Улицы были запружены народом. Везде слышался хохот, гомон, музыка. В общем, город мне решительно не нравился. Слишком шумно, слишком ярко, слишком дорого.
Бродя без цели, я не заметил, как попал на улицу Жермен Пилон, и сразу ощутил присутствие собратьев. Покрутив головой, я обнаружил небольшой кабачок в подвале симпатичного дома. На входе стоял секьюрити и пропускал внутрь людей только по известным всем вампирам признакам. Увидев меня, он вопросительно поднял брови. Я кивнул и перешел через дорогу.
В кабачке я подсел к барной стойке. Здесь, как и во всех вампирских заведениях было нешумно, а глаза не слепил яркий свет. Приветствуя меня, вампиры кивали и приподнимали бокалы. Пили в основном «Мерло». Я же, с тоски, потребовал крови. Бармен, молча налил в бокал, чего-то похожего на томатный сок. Понюхав, я возмутился. Кровь была хоть и артериальная, но свиная. Я попросил нормальной крови. Желательно первой группы, отрицательного резуса. Но, видимо, сделал это слишком громко, потому что весь зал обернулся посмотреть на эксцентричного русского. Бармен показал на дверь за стойкой и деликатно предложил сделать переливание. Но меня уже понесло. Масла в огонь добавило присутствие не малого количества вампирш, которые, вместе со своими спутниками, недоуменно разглядывали меня. Непрошено в памяти всплыла рыжеволосая красавица в номере учителя, и я окончательно разбушевался.
Наотрез отказавшись делать переливание здесь, я мотивировал это тем, что у французов все не как у людей, и перелив себе их кровь, становишься таким же придурком, поэтому их кровь надо пить. А переливание у меня, между прочим, через две недели и я буду делать его дома. Публика в зале с интересом ожидала продолжения. Бармен, поняв, что я действительно расстроен, пытался меня утихомирить. Похоже, чтобы успокоить меня, он готов был, на худой конец, принести мне и человеческой крови, благо, в комнате для переливаний всегда имелся запас.
В это время меня хлопнули по плечу. Обернувшись, я увидел приятного вампира лет тридцати пяти на первый взгляд. На язык просилось только одно определение: «белокурая бестия». Я оказался прав. Он был немцем, и причем полностью соглашался со мной в нелюбви к французам.
– Жмоты несчастные! – ругнулся он, – Ну что, трудно стакан крови нацедить? Это же не за людьми по парку бегать!
От его поддержки я воспрял духом. Все-таки русский и немец братья на век. То целуются, то друг другу морды чистят. Все полюбовно, все по-соседски.
– Сейчас, мы с тобой, на брудершафт, для знакомства! – предложил Ганс. Как ни смешно, но его именно так и звали.
Он тут же заказал себе стакан свиной крови. Посмотрев на Ганса, я немножечко успокоился. Чувство заброшенности отступило. Я небрежным жестом остановил бармена, который собирался идти за моим заказом и согласился на свиную кровь. Все вздохнули с облегчением. Мы с Гансом чокнулись, выпили и расцеловались. Кстати, Ганс, весьма сносно говорил по-русски. Когда я его спросил, где научился, он ответил, что два года плена научат еще и не тому. Потом сказал, что никого за свой плен не винит, сам дурак. Надо было бежать из Германии, а не идти в армию. Но тогда, абсолютно все считали, что идут на правое дело, вырывая свою страну из лап ужасного кризиса.
Инициировал его офицер, который конвоировал бывших пленных на Родину. Там он и остался служить, в группе Советских войск в ГДР. Потом, чуть позже, чтобы улучшить язык, Ганс с учителем несколько лет прожили в СССР. Конечно, как и любой вампир, он понимал, все, что говорят окружающие, но не все в Союзе знали немецкий. Благодаря нашим особенностям, достаточно несколько месяцев прожить в чужой стране, чтобы нормально овладеть разговорным языком. С письмом и чтением, конечно, несколько сложней, но было бы желание.
В Париж Ганс приехал, чтобы, наконец, увидеть Эйфелеву башню, это чудо инженерной мысли. И, погуляв вокруг нее, абсолютно точно понял, что лучше берлинской башни ничего нет. Я согласился с ним, объяснив, что Останкинская телебашня гораздо интересней. Ганс сперва возмутился, а потом мы пришли к компромиссу решив, что обе башни гораздо круче Эйфелевой.
– Кстати, а ты в Берлине* был? – спросил Ганс.
– Нет, в Берлине не довелось, – признался я.
– Тогда чего мы сидим! Немедленно едем!
И я поехал с Гансом, абсолютно забыв об учителе. К утру мы были на месте. Сперва заехали к нему домой привести себя в порядок и перекусить. Ганс жил один. Пока я умывался, он позвонил своему учителю и сообщил, что уже вернулся из Парижа и привез с собой одного интересного русского, который хочет посмотреть берлинский зоопарк.
На счет зоопарка – правда. Всю дорогу Ганс с восторгом рассказывал мне об этом чуде до тех пор, пока я не загорелся идеей посмотреть бегемота и других экзотических жителей Берлина. Слушая разговор Ганса с учителем, я вспомнил, что и мне не мешало бы позвонить Ермоленко. Но, глянув на часы, подумал, что он еще не освободился. А может, ему и до конца дня будет не до меня. Рядом с такой женщиной – это не исключено. Я решил отложить звонок на пару часов. Тем более что забыл свой сотовый в Париже.
Завтракать мы пошли в кафе напротив. Там нас уже ждал его учитель. Мы поздоровались. Я представился. Учитель Ганса, услышав мое имя, хитро ухмыльнулся и, в свою очередь,
