Шрифт:
Закладка:
— Не надо повторять вчерашние сводки, товарищ Берия, — недовольно заметил Иосиф Виссарионович, — я пока еще нэ страдаю склэрозом! Если за этим нападением стоят УПА и ОУН, я хочу знать, откуда у них Сила, способная вскрыть лучшую Магическую Защиту на всей территории Советского Союза?
— Мы занимаемся выяснением…
— Плохо занимаетесь, товарищ нарком внутренней безопасности! — рыкнул Вождь, неосознанно влив в голос толику Силы — что-что, а свой Резерв товарищ Сталин всегда держал заполненным без остатка. От его голоса, наполненного Мощью, задребезжали даже письменные принадлежности, стоявшие на столе и стекла в окнах кабинета.
— По агентурным данным, полученным от внедренных в структуры УПА разведчиков, — «невозмутимо» выдержав очередной нервный выпад Вождя в его сторону, продолжил Лаврентий Павлович, — националисты получили доступ к каким-то секретным материалам, оставшимся от уничтоженных эсэсовцев Черного Ордена. Вполне возможно, Товарищ Сталин, что именно это и позволило им вскрыть нашу Магическую Защиту…
Глава 19
Пока академик удивленно пялился в зеркальце на свою слегка омоложенную физиономию, Анечка принесла мне чистую и отутюженную одежду, включая ни разу не надёванное исподнее, и такую же канолевую[1] армейскую форму.
Я такую уже видел за свое недолгое вменяемое состояние, но сам не носил. Гимнастерочка-то моя была полевой, ношенной-переношенной, выстиранной аж добела. Да еще со «старорежимными» петлицами и погон не имела. А форма, что приготовила мне эта весьма фигуристая деваха, была явно парадной — однобортный китель цвета хаки с пятью блестящими медными пуговицами и стоячим воротничком с красными петлицами с одной золотистой полосой.
Никаких карманов китель не имел, зато по обшлагам он был обшит ярким красным кантом, и имел золотистую металлическую галунную петлицу — «катушку», указывающую на принадлежность к офицерскому корпусу. А золотые погоны с красной выпушкой и просветами, с одной звездочкой младшего лейтенанта, смотрелись просто сногсшибательно! В такой форме можно и помирать, и жениться! Все девки теперь моими будут!
На «груди» кителя я еще заметил прикрученные мои ордена и медали, а также нашивки за ранения, по всей видимости, перешитые на новую парадку, пока я пребывал без сознания. Видимо, постарался кто-то из медперсонала академика Виноградова. Похоже, что мне действительно предстоит серьезная встреча, как «пророчил» товарищ оснаб. А в таком виде, не зазорно и перед самим товарищем Сталиным предстать, а не только перед другими ответственными товарищами — наркомами.
К кителю прилагалась фуражка, синие галифе с тонкими красными лампасами и начищенные до зеркального блеска сапоги. Мягкие, хромовые, офицерские. Новье, даже муха не сидела! Причем, это были сапоги для высшего офицерского состава! Ведь мало кто знает, что и хромовые сапоги тоже отличаются, в зависимости от того, какого именно статуса офицер.
Например, лейтенант будет носить одни хромовые, а вот какой-нибудь полковник или, вообще, генерал — уже совсем другие. А весь фокус в том, что хромовые сапоги изготавливают из различных типов кожи: выростка, яловка, полукожник, хромовая опойка и хромовая свиная кожа.
Самым лучшим и дорогим материалом для изготовления сапог считается хромовый опоек. Он изготавливается из шкур телят, которых еще не кормили травой. А вот те, которые уже перешли на травяной корм и возрастом немного постарше, идут на изготовление выростка. Ну, а на полукожник уже идут шкуры телят возрастом примерно полтора года. Вот такая нехитрая градация.
Откуда, только, я про все это знаю? Похоже, что оттуда, откуда и про все остальное. Сдается мне, что и Сила, и Талант, и Резерв — все происходит из одного источника. И имя ему — генерал Абдурахманов. Я надеялся, что эта тайна когда-нибудь будет для меня раскрыта. Ведь, не зря же тащат меня к такому высокому руководству товарищ оснаб и полковник Легион. Ох, не зря…
— Как? — Владимир Никитич, наконец, вновь обрел дар речи. — Как вы это сделали, молодой человек? Это же уму непостижимо! Я обязательно должен всесторонне исследовать этот эффект… Нам с вами, юноша, срочно нужно в мою лабораторию…
— Владимир Никитич, — товарищ оснаб подошел к академику и мягко взял его под руку, — нам с этим прекрасным молодым человеком нужно срочно к товарищу наркому внутренних дел. Поэтому, поход в лабораторию, увы мне и ах — откладывается до лучших времен.
— Да как же… — Опешил от такого заявления академик Виноградов. — Это же настоящее открытие! Понимаете вы это? Или нет? — По-настоящему разволновался Целитель. — Никогда до этого заёмная Прана не омолаживала организм! Все эти Маго-технические приспособления и Артефакты, созданные по типу Пранотрансфузера, никогда не оказывали настолько потрясающий и революционный эффект на человеческое тело! Мне необходимо до конца исследовать изменения, произошедшие лично со мною, чтобы сделать окончательные выводы. Но уже сейчас я с уверенностью могу сказать — состояние моего физико-биологического организма откатилось минимум на десяток лет! А то и больше…
— Вот и хорошо, Владимир Николаевич, — вкрадчиво, словно уговаривая непослушного ребенка, произнес Головин, — вы пока себя изучите. А там, глядишь, и Мамонт освободится…
— Кокой еще мамонт⁈ — Нервно дернул щекой академик, не понимая, о чем ему толкует товарищ оснаб. — Причем тут какие-то ископаемые животные! Я вам толкую о, возможно, величайшем открытии в новейшей истории человечества, способном продлить жизнь самым достойным членам нашего общества! А вы мне о каких-то шерстяных слонах… — Владимир Николаевич даже «задохнулся» от нахлынувшего возмущения.
— Простите Петра Петровича, товарищ Целитель! — произнес я, в попытке уберечь князя Головина от разгневанного академика Виноградова. — Вы все не правильно поняли: Мамонт, это не шерстяной вымерший зверь — это я.
— Что значит «я»? — Не понял моих сумбурных объяснений академик Виноградов.
— Зовут меня так — Мамонт, — поспешно добавил я. — Мамонт Быстров… Родители так назвали… — И я виновато развел руками, дескать, такие вот дела.
— Ох, молодой человек, это вы уж меня извините! — Теперь уже виновато потупился Владимир Никитич. — Я ведь и подумать не смог…
— Да ладно, товарищ доктор, — я беспечно отмахнулся, — мне не привыкать. Хоть горшком зовите, только в печку не ставьте! — Ввернул
