покачнулся и встал. Маркус постучал еще один раз – тишина. Дверь водителя медленно отворилась, Хейз видел, как тот выходил, осторожно, оглядываясь по сторонам; его шаги приближались к нему. Хейз слез со ступени и пошел назад. Когда водитель подошел к правой двери, Маркус был уже с другой стороны. Запрыгнул в открытую кабину – и только услышал «какого черта», когда дал по газам.

В зеркале заднего вида уменьшалась одинокая фигура бегущего за фургоном человека.

34 глава

Маркус хотел сопоставить все, весь последний год, последние слова Кристофера, события прошлых дней, но ничего, кроме шума, не гуляло в его голове. Этот шум бил по темени, стекал по спине, передавался рукам нервной дрожью, прерывистым тиком. Этот шум… Где он был, внутри или снаружи? Где он был, над ним или в нем? Или он сам уже был этим шумом… Хейз ничего не понимал; он видел лишь две полосы рассеянного света на темной дороге, ведущей сквозь лес, и он по этому свету шел, нет, он мчался, он был за рулем… Маркус посмотрел на свои белые руки – они крепко сжимали кожаную оплетку. Он вцепился в этот руль, как утопающий в трухлявую доску, в надежде, что та не отпустит его. Он мчал вслед за дымчатым светом старых издыхающих фар. Сколько он так ехал, не помнил. Хейз давно потерялся во времени, как и в прошлом, как и в самом себе. Как туманилось все вокруг… Как било по нему перекатами… Маркус увидел огневую вспышку вдали, где-то там, где, возможно, был выход. Огромный грозовой шар ударил о землю, осветив все на миг, оголив горизонт и деревья и спрятав все в ту же секунду. Этот свет, как вспышка памяти, озарил сознание – и тут же померк в нем, оставив лишь светлый сгусток рассеянных воспоминаний. Это небо гремело раскатами, било сплошным дождем по земле, по дороге, по крыше фургона…

* * *

Его руки вцепились в руль, он боялся сойти с дороги. Тело все помнит, думал Хейз, помнит, что надо делать, чтобы не умереть; оно как курица без головы, убегающая от палача. Палачом была память – она сводила с ума, убивала так медленно, что хотелось помочь ей, терзала так долго, что скорей бы убила…

– Оно мне не подходит, – вдруг услышал он голос и обернулся.

Рядом с ним, на пассажирском, сидела Кэтрин, в том самом зеленом платье в мелко-белый цветок, только теперь оно расходилось на ней по швам.

– Оно мне мало, дорогой, – повторила она.

Хейз дал по тормозам. Машина засвистела и остановилась, его отбросило на спинку кресла, обдало жаром, потом вперед головой о руль, в глазах потемнело, все погасло. Руки, только что державшие руль, безжизненно повисли на нем. Хейз летел в темноту, а она поглощала его, уводя за собой в непробудную темную память. Нога медленно сходила с педали, отпуская тормозной механизм. Машина тронулась и покатилась. Что-то гудело в ушах, в голове, во всем теле – это он лежал на руле, это он давил лбом на гудок. Долгий гул горластого клаксона разбудил его, когда машина уже съезжала в кювет. Маркус выкрутил руль и вернулся на трассу. Кэтрин исчезла. Только ночь и тягучий скрип «дворников» по залитому ливнем стеклу. Маркус протер глаза от жгучего пота и поехал на свет. Ветер завывал гулким стоном, дождь колотил по стеклу. Маркус пытался не спать.

* * *

Вскоре он добрался до города. Район был таким, каким он его и запомнил, – все те же фонари вдоль дороги, только теперь закрытые не снегом, а листвой, все те же мерцающие витрины с люминесцентными буквами на них.

Ничего не изменилось с тех пор. С высоких рекламных щитов на него смотрели все те же рекламные лица; за хозяйственным магазином среди однотипных особняков виднелся и его скромный дом с коричнево-красной крышей и такого же цвета трубой.

Маркус завернул за угол, помчался к дому и чуть не врезался в новый «Ниссан», что стоял на его парковочном месте, загораживая проезд в его же гараж. Хейз заглушил двигатель и вылез из кабины. Дом был точно его. Он огляделся по сторонам – все те же цветы и деревья… Пошарил в пустых карманах и понял, что не взял ключи. Или их и не было вовсе?

Маркус дернул дверную ручку – заперто. Отошел на три шага и с размаху влетел в дверь. Ее сорвало с петель, она покосилась и повисла на одной из них. Маркус зашел в дом, попытался включить свет, но, не найдя выключатель, поплелся на ощупь. Спотыкаясь о вещи и мебель, добрел наконец до ступеней.

Только на лестнице он понял, что внизу наткнулся на большое плетеное кресло; только дойдя до спальни, осознал, что такого кресла у них никогда не было, как и колючего ковра в холле, по которому он только что прошел.

Спальня ничуть не изменилась. Маркус включил свет. На стенах все те же обои с цветами, похожими на жуков, Кейт хотела их переклеить, он обещал сделать ремонт. Кровать под тем же велюровым пледом, настольная лампа под тем же углом, над той же недочитанной книгой с закладкой на середине. Комната пахла Кэтрин, их жизнью, ее уходом.

Маркус открыл трехъярусный шкаф. Запах ее духов больно резанул по памяти, ноги подкосились, в глазах потемнело, Хейз пошатнулся, но устоял. Все было нетронуто, все так и лежало. Стопочка к стопочке, уголок к уголку: ее нижнее белье, выше – майки и… платья. Маркус выгреб все на кровать. Это красное она надевала лишь раз, в этом черном ходила на работу; была еще парочка, в которых Кейт ходила дома и возилась в саду. И все. Хейз открыл высокие створки – на вешалках лишь костюмы и блузки. Он сжал гипюровый рукав одной из них и поднес к лицу, вдыхая ее запах. Провел шершавым гипюром по небритым щекам – ткань цеплялась за щетину, как и Кэтрин при жизни, постоянно ругаясь на его неотесанный вид. Маркус сгреб все в охапку – и, обняв костюмы и блузы, так и повис на них.

Тихие шаги за спиной, это она к нему шла… Хейз не успел обернуться, как сильный удар свалил его с ног.

– Не надо! – услышал он женский вопль и отключился.

* * *

Маркус открыл глаза. Звук полицейских сирен, боль в зажатых наручниками запястьях, двое на переднем сиденье… Он хотел было что-то спросить, но его перебили.

– Ты не нашел мое платье? – Рядом сидела Кэтрин и смотрела на