нелояльность к иудаизму. Это было крайне негативное, материалистическое движение, которое игнорировало самые благородные стремления и самые искренние стремления еврейской души. Потребность в углубленном религиозном сознании, которую не смогли удовлетворить формальности раввинизма, как никогда оставалась жива среди еврейских масс. Эта потребность должна была породить позитивное религиозное движение, которое находилось в гармонии с традиционными представлениями еврейского народа.

В духовной жизни польского еврейства все более и более обострялось различие между двумя его этнографическими группами — северо-западной, литовско-белорусской, и юго-западной, польско-украинской. На северо-западе безраздельно господствовала раввинистическая схоластика, а каста ученых, окаменевших в идеях талмудической Вавилонии, была определяющим фактором в общественной жизни.

Талмудическая наука, — замечает современный литовский еврей, впоследствии знаменитый философ Соломон Маймон, — составляет у нас главную цель образования. Богатство, физическая привлекательность или дарования любого рода, хотя и ценятся людьми, по их оценке не идут ни в какое сравнение с достоинством хорошего талмудиста. Талмудист имеет первое право на все должности и почетные посты в обществе. Всякий раз, когда он появляется на собрании, все встают перед ним и ведут его на первое место. Он доверенное лицо, советник, законодатель и судья простого человека.

Иначе обстояло дело на Подолии, Галиции, Волыни и вообще во всем юго-западном крае. Здесь еврейские массы были гораздо дальше оторваны от источников раввинистического учения, освободившись от влияния талмудистов. Если в Литве сухая книжность была неотделима от богобоязненной жизни, то на Подолии и Волыни она не удовлетворяла религиозные влечения простого человека. Последний нуждался в верованиях, более простых для понимания и обращенных скорее к сердцу, чем к уму. Он нашел эти верования в каббале, в мистических и мессианских учениях, в саббатианстве. Он даже позволил себе увлечься учениями, которые в конечном счете оказались неортодоксальными и ниспровергающими дух иудаизма. С крушением тайного саббатианства, которое было полностью скомпрометировано франкистами, исчез последний блуждающий огонек мессианства, манивший наощупь еврейские массы. Необходимо было заполнить созданную таким образом душевную пустоту и дать новую пищу неудовлетворенным религиозным стремлениям. Эту задачу взял на себя новый хасидизм («Учение о благочестии»), созданный Бештом, продуктом малоизвестного подольского еврейства.

Исраэль Баал-Шем-Тоб (сокращенно БеШТ) родился около 1700 г. на границе Подолии и Валахии в небогатой еврейской семье. Потеряв родителей в раннем возрасте, о нем заботились некоторые его благотворительные горожане, которые отправили его в еврейскую школу, или хедер, для изучения Талмуда. Учение хедер не привлекало мальчика, наделенного впечатлительным и мечтательным нравом. Исраэль часто прогуливал занятия, и его не раз обнаруживали в соседнем лесу, заблудившимся в долах. В конце концов на мальчика поставили диагноз «плохой случай» и исключили из школы. В возрасте двенадцати лет Исраэль, столкнувшись с необходимостью зарабатывать на жизнь, стал помощником учителя, а чуть позже получил должность синагогального привратника. В своем новом достоинстве Бешт вел себя довольно странно. Днем он спал или притворялся спящим, а ночью, оставшись один в синагоге, усердно молился или читал душеспасительные книги. Окружающие смотрели на него как на чудака или маньяка. Тем не менее он упорствовал в своем курсе. Он все глубже и глубже погружался в тайны Практической Каббалы, изучал «манускрипты Ари», которые переходили из рук в руки, и знакомился с искусством творить чудеса с помощью каббалистических заклинаний.

Когда ему было около двадцати лет, Исраэль поселился в Бродах, одном из главных городов Галиции, и женился на сестре известного местного раввина и каббалиста Гершона Кутовера. Кутовер сначала пытался заинтересовать своего зятя изучением Талмуда, но, найдя его совершенно равнодушным к такого рода умственным занятиям, гордый раввин, смущаясь его связи с таким невеждой, посоветовал Израилю покинуть Броды. Бешт последовал совету и переехал с женой в деревню между городами Куты и Косово. Он часто удалялся в соседние Карпаты, где в строгом уединении постился, молился и предавался религиозным размышлениям. Он зарабатывал на жизнь себе и своей жене тем, что копал в горах глину, которую жена возила в город на продажу. Согласно хасидской легенде, Исраэль Бешт вел такую жизнь семь лет. Это был период подготовки к его последующему призванию. По окончании своих мистических подвигов в Карпатах Бешт жил в галицийском городке Тлуста, где занимал второстепенные церковные должности, исполняя обязанности меламмеда, шохета и кантора синагоги. Его повсеместно считали невеждой, никто не знал о его сокровенных страстях.

Наконец, достигнув тридцатишестилетнего возраста, Бешт решил — по внушению свыше, как верят хасиды, — что пришло время «явить себя миру». Он начал практиковать как Баал-Шем, я. е. как маг и каббалист и лечить болезни с помощью тайных заклинаний, амулетов (камеот) и лекарственных трав. Фигура странствующего Баал-Шема не была необычной среди польских евреев того времени, и Бешт выбрал эту карьеру, поскольку впоследствии она оказалась удобным средством для его религиозной пропаганды. Он путешествовал по городам и селам Волыни и Подолии, исцеляя своими травами и заклинаниями не только евреев, но и крестьян и даже панов, очень веривших в волшебные средства. Он снискал славу чудотворца и получил прозвище «добрый Баал-Шем» (на иврите Баал-Шем-Тоб). Еврейские массы считали, что он не обычный фокусник, а человек праведности и святости. Бешта часто призывали предсказывать будущее, и, открывая перед ним наугад Зоар, он делал предсказания, как подсказывает священная книга. При лечении больных он прибегал не только к травам и заклинаниям, но и к молитве. Во время молитвы он часто впадал в экстаз и яростно жестикулировал.

Бешт стал любимцем масс. Сердечный и простой по характеру, он сумел сблизиться с людьми и узнать их духовные потребности. Первоначально целитель тела, он незаметно вырос до учителя религии. Он учил, что истинное спасение заключается не в талмудическом знании, а в беззаветной преданности Богу, в бесхитростной вере и горячей молитве. Встречаясь с учеными людьми, Бешт старался убедить их в правильности своих взглядов аргументами Каббалы. Но он не признавал той аскетической формы каббалы, которая предписывала еврею питать скорбное настроение, убивать плоть и стремиться к искуплению грехов, чтобы ускорить пришествие Мессии. Скорее он имел в виду ту каббалу, которая стремится установить интимное общение между человеком и Богом, ободряя человеческую душу верой в благость Бога, ободряя и утешая бедных, гонимых и страждущих. Бешт проповедовал, что простой человек, проникнутый наивной верой, способный горячо и от всего сердца молиться, дороже и ближе к Богу, чем ученый формалист, всю жизнь проводящий за изучением Талмуда. Не спекулировать религиозными вопросами, а слепо и преданно верить — таков был девиз Бешта. Эта упрощенная формула иудаизма нравилась еврейским массам и тем демократически настроенным ученым, которых не удовлетворяли ни раввинистическая схоластика,