Шрифт:
Закладка:
В присутствии полицейского сэр Питер вдруг почувствовал некоторую нелепость вопроса, который собирался задать. И собственная добросовестность показалась ему скорее неуместной назойливостью. Ведь убийство наверняка важнее, чем какие-то там наркотики? (Тем более это окажется далеко не первый раз — учитывая, сколько за эти годы сэр Питер перевидал гостей.) Однако сержант-детектив Хайгейт был готов дать исчерпывающий ответ генералу, кавалеру одного из высших орденов Британской империи, а также — если именовать его полным официальным титулом — коменданту и управляющему Виндзорским замком.
— Ну что вы, сэр, правильно сделали, что зашли. Большое спасибо. Сейчас посмотрю, что у нас на нее есть… Да, Рейчел Стайлз. Специалистка по китайской экономике. Увы, будущее у нее оказалось вовсе не золотым. Э-э… так-так… Нет, фотография совершенно точно ее. Нам прислали с ее работы. На анкете в замке была слишком маленькая. Вряд ли мы что-то перепутали. Но если желаете, проверю еще раз. Я позвоню вам через пять минут — а хотите, подождите, я сейчас…
Встревоженный сэр Питер заверил, что подождет.
Несколько часов спустя Гай де Векей попивал пино-гри у себя в саду в Вудбридже, в небе стрелами носились недавно вернувшиеся стрижи. Он любил этот ведьмовской час, когда сгущаются сумерки, небо из персикового становится пурпурным и на лужайку ложатся тени. Позади него с толстой черной поцарапанной пластинки лились хрипловатые звуки музыки Элгара.
Он поклялся хранить тайну. Правда, однажды уже проболтался — тому субботнему гостю, и вот теперь его просят снова нарушить клятву. Сперва он решил, что сдержит слово. Аниты больше нет — значит, он не обманет ее доверие. Однако же, рассказав обо всем в первый раз, он почувствовал… как бы это сказать… облегчение.
Он выучил пению два поколения студентов. Многие по-прежнему звонили, некоторые приглашали на свадьбу или на первый концерт, но мало с кем он подружился по-настоящему. Обычно это были наиболее талантливые ученики, но Анита к ним не относилась. Она, конечно, была способной, но от других ее отличал не талант, а жажда: жажда жизни, жажда успеха, всего самого лучшего — ради этого она готова была пойти на многое. Это сам по себе талант, тем более в классической музыке, где царит беспощадная конкуренция. К тому же она ему доверяла, несмотря на разницу в возрасте. Ценила его советы. Они встречались раз в пару лет, она всегда была бодрая, оживленная, охотно показывала фотографии из поездок, делилась новостями. А в прошлый раз, три недели назад, она приехала такая… Даже вспомнить страшно. Вот именно: страшно. Ей было страшно: она ревела, шмыгая носом.
А потом приехал друг ее семьи, спрашивал о ней. Мистер… как его звали? Он не помнил… В общем, по просьбе родителей Аниты он хотел разобраться, в каком она была состоянии перед тем, как… сделала это. Кто бы мог подумать? В самом деле, кто бы мог подумать?
Тогда Гай решил, что ничего страшного не произошло: девушкам случается расстроиться из-за неудачи. Но когда этот друг семьи принялся его расспрашивать, Гай удивился, до чего подозрительно все это выглядело. И, объясняя ему, как было дело, нечаянно проболтался. Да уж, умеет хранить секреты.
Когда он в субботу рассказывал об Аните, ему показалось странным, как сильно она переменилась. Как внезапно. И необъяснимо. Теперь-то Гай понимал, что от Аниты веяло вовсе не грустью, а самым настоящим отчаянием. Она даже предсказала свою смерть. Он упрашивал, умолял ее не делать глупостей — но, быть может, она говорила не о разбитом сердце.
Пожалуй, прав этот друг семьи: кстати, он только что позвонил. Наверное, нужно поставить в известность полицию. Может, конечно, они решат, что он идиот, но если нет?
Взглянем на дело под другим углом: а вдруг Анита пыталась что-то ему сообщить? Она изъяснялась экивоками, явно чего-то боялась, и через два дня ее не стало. Гай допил вино. Дай бог, чтобы он ошибался.
— Ты решился?
К нему подошла любимая, положила руку ему на плечо. Он обнял ее.
— Завтра утром сразу же позвоню.
Во вторник утром в Вестминстерском аббатстве состоялась поминальная служба по сэру Джеффри Хау: во времена правления Маргарет Тэтчер общаться с ним было одно удовольствие, вдобавок он тоже родился в 1926 году. На панихиду королева не пошла: побываешь на одной, придется ходить и на другие, а их тьма, — но на этот раз ей хотелось бы посетить службу. Покойный был добрым и порядочным человеком, честным политиком (видит бог, это редкость) — и разбирался в крикете. Еще одна потеря.
В их с Филипом возрасте они регулярно получали сообщения о смерти очередного знакомого. Едва ли не каждый день, и эти известия неизменно вызывали печаль. Зимой Филип даже обмолвился: “Если меня еще хоть раз пригласят на панихиду, я их в кипятке сварю, черт побери”. Конечно, он сказал это не всерьез. Зато почти все их друзья прожили насыщенную жизнь.
Она равнодушно взглянула на свое отражение в стекле. На праздновании юбилея Королевской почтовой службы кто-то сказал (ей частенько сообщали нечто о ней самой, что ей давно было известно), что ее образ — самый растиражированный в мировой истории. Тогда она постаралась забыть об этом как можно скорее: негоже обременять человека такой информацией. Ей казалось, что образ Дианы тиражировали куда активнее. В девяностые один ее друг рассказывал, как, оказавшись в горах Непала, вдали от машин, телефонов и даже радио, встретил в предгорьях Аннапурны крестьянина. Тот косил траву допотопной косой, но при этом на нем была футболка с изображением покойной королевской невестки. Куда ни глянь, везде она.
Но банкноты и марки превосходили числом все газеты, журналы и сувениры. Если вдуматься, ничего удивительного. И на родине, и в странах Содружества ее профиль изображали на банкнотах и марках — если не знали, что на них разместить. К счастью, на той фотографии она гораздо моложе и без третьего подбородка. Как же долго она живет…
Она подалась вперед, поправила очки и вгляделась в монаршие ноздри — не торчат ли волоски. До чего унизительно стареть. Она никогда не считала себя красавицей, но сейчас, по прошествии многих лет, вдруг поняла, что, пожалуй, была красива. И это хорошо, учитывая, что ее лицо напечатали на миллиарде разных вещей. Теперь же довольно с нее и того, что волоски из ноздрей не торчат.
Билли Маклахлену посчастливилось снова дозвониться до нее — как тогда, в час утреннего туалета. Разговор вышел очень короткий.
— Ваше величество, я поговорил с мистером де Векеем.
— Вам удалось его убедить?
— Надеюсь.
— Отлично. Им вы тоже позвонили?
— Да. Точнее, связался с ними онлайн, но все сделал.
— Спасибо.
— Не за что, мэм. Хорошего дня.
Она заканчивала просматривать бумаги, как вдруг в коридоре послышался шум: крики, топот, стук.
Сэр Саймон, готовый забрать коробки, и бровью не повел, королева же пришла в раздражение:
