Теперь он то и дело поглядывал на дорогу и минут через двадцать вычислил белый “приус”. Постарше, с обычными номерами: таких в “Убере” тысячи. Но этот увязался за ним сразу за Тауэрским мостом и с тех пор держался машинах в шести позади. “Приус” то появлялся, то исчезал, но ни разу не упустил его из виду дольше, чем на пару минут. Может, и совпадение, но в Чизвике, неподалеку от дома, Маклахлен решил свернуть с А4, добавив полчаса к дороге: теперь ему предстояло поплутать по Баттерси, пересечь Темзу по мосту Челси с севера на юг, а затем по мосту Патни с юга на север — ни один навигатор, даже самый глючный, не построил бы такой маршрут. За ним явно следили и отстали только тогда, когда поняли, куда он едет. Разумно использовать две машины для слежки. Но глупо так неумело ими распоряжаться.

Домой он добрался позже, чем рассчитывал, и слишком поздно, чтобы звонить в Виндзор. Он позвонил бы помощнице личного секретаря Ее величества, но рассудил, что в выходные можно напрямую связаться с королевой, если правильно выбрать время. В восьмом часу, между ужином и коктейлем, она обычно брала трубку. Раньше его поражало, как быстро она отвечает на звонок, если есть возможность разговаривать без посторонних. Сейчас же он принял это как очередной факт, за который журналисты из бульварных газет отдали бы что угодно, не пощадили бы и родную бабку, но им этого никогда не узнать. Придется подождать до завтра, ну да терпения ему не занимать.

Королева собиралась переодеваться к воскресному ужину, когда ее камеристка принесла телефон: не смартфон, а обычный старый аппарат — трубка, база.

— Вам звонят, мэм. Мистер Маклахлен.

— Спасибо.

Камеристка ушла. Королева взглянула на себя в зеркало туалетного столика (лицо уставшее, чуть отекшее) и взяла трубку.

— Билли, как хорошо, что вы позвонили.

— К вашим услугам, Ваше величество. Мне кажется, я выяснил то, что вы хотели узнать. Эта Муди не покончила с собой — если мои источники не врут. Еще вы спрашивали, говорила ли она по-китайски: да, говорила. В школе учила мандаринское наречие, дома, в Гонконге, общалась с родителями на кантонском. Я на всякий случай уточнил, знала ли она русский, но вроде не знала. Вообще же она, можно сказать, вела интересную жизнь. Но что-то тут не так.

— Расскажите мне все, что знаете. У меня есть минут семь.

— Этого более чем достаточно.

И он рассказал обо всем, что удалось выяснить из аккаунта Аниты Муди в инстаграме и разговоров с ее друзьями.

— Вчера я навестил ее старого учителя, — добавил Маклахлен. — За пару дней до смерти она приезжала к нему в расстроенных чувствах. Он подумал, что она переживает из-за любовных дел, приписал уныние ее творческой натуре, и так далее, и тому подобное, но признается, что никогда еще не видел ее в таком состоянии. То есть ей было совсем плохо, понимаете, о чем я? Не просто взгрустнулось и захотелось поплакать: по его словам, она была сама не своя. Сидела у него на лужайке, раскачивалась взад-вперед и что-то неразборчиво бормотала. В общем, совершенно потеряла голову. Пала духом.

— Тогда почему вы думаете, что это не самоубийство? — спросила королева. Все друзья Аниты считали, что она покончила с собой, — хотя, разумеется, известие их огорошило.

— Вывод логичный, — согласился Маклахлен, — но когда мистер де Векей разговорился, он постепенно изменил мнение о том, какая она приехала — я имею в виду, о ее настроении. Она твердила, что ей конец. Он никак не мог ее успокоить, не мог утешить. И отметил, что теперь склоняется к мысли: Аните было не плохо, а страшно. Она до чертиков боялась чего-то.

Судя по описанию Маклахлена, этот учитель — тот еще тип, подумала королева.

— И он не догадался кого-нибудь предупредить?

Ее родителей? Раз ей было так плохо.

— Сказал, она просила никому не говорить.

Королева не стала уточнять, как именно Маклахлену удалось выудить у учителя эти сведения: она так верила в него именно благодаря его способности разговорить кого угодно.

— Что дальше, мэм? Должен предупредить, за мной следят.

— Кто?

Он рассказал ей о черной и белой машинах.

— Дипломатические номера числятся за посольством одного из арабских государств. Маленькая дружественная страна. Как-то не верится, что они подослали наемных убийц. — Он назвал страну, и королева с ним согласилась.

— Пока что не делайте ничего, — подумав, велела она. — Я очень вам благодарна, но хватит с нас происшествий. Вы уверены, что вам ничто не угрожает?

— Да, мэм, — заверил он. Пусть только попробуют сунуться. — Всегда к вашим услугам.

Но мысли ее уже витали далеко. Нашлись все фрагменты головоломки. Оставалось только ее собрать. В целом картина сложилась (причем давно), но кое-какие детали упрямо отказывались вставать на место.

Возможно, она разгадала бы загадку в тот же вечер, но стоило ей положить трубку, как камеристка принесла чулки, а потом пора было идти на заключительный ужин в Виндзоре с родными и друзьями.

Вечером, взяв в руки дневник, она вспомнила о показаниях, которые дала Рейчел Стайлз, когда полицейские опрашивали ее дома, в Айл-оф-Догс (неподалеку от Купола тысячелетия[42], где она некогда провела один из худших вечеров в жизни — и поныне думала о нем с содроганием), и о линзах, и о том волоске. И о трусиках. Почему трусики? Она силилась понять, что к чему.

И она решила поспать — как поступала обычно, когда задача казалась неразрешимой. Но время не ждет. Если права она, то отчасти прав и этот мерзкий Хамфрис, — а значит, пока ответ не найден, государству грозит опасность.