Шрифт:
Закладка:
Перед нами последний бастион, последнее приспособление из списка того женского белья XIX века, которое уподобляло женщину космонавту – с капустными нижними юбками, с китовым панцирем корсета, с накладным хвостом на попе. Все остальное утратило сложность, превратившись в невесомые трусики-стринги, у лифчика же сохранилась его архитектурная конструкция. Это ведь инженерная работа – перенести тяжесть груди, лежавшей раньше на корсете, на подвесную систему. Ну – как заменить Каменный мост на Крымский.
Отношение к лифчику – зеркало отношения к груди. Мода то прятала грудь, то выставляла ее вперед как главное женское оружие. Стоило суфражисткам покончить с корсетом, как грянул диоровский New Look, стоило вернуть пышный лиф, как появилось невидимое эластичное белье, стоило открыться моде на топлес – и на помощь пришли пуш-ап Wonderbra и прочие чудеса вплоть до искусственных сосков.
Смеяться над прошлым легко. Но сейчас белье становится все более откровенным и при этом все менее сексуальным. Оно четко разделилось на белье по делу и на белье для удовольствия. У мужчин уже отобрали чулки, пояс и подвязки, сослав их в специальные отделы секс-шопов. При этом то, что женщины носят ежедневно, для прошлого было бы вопиюще непристойно. Если бы на современную улицу вышел какой-нибудь записной развратник XIX века, собирательный казанова, он бы почувствовал себя некомфортно, как подросток на нудистском пляже. Его пришлось бы отпаивать валерианкой при виде обычного плаката с рекламой Etam.
Печально будет, если исчезнет лифчик. О нем идут вечные споры гигиенистов. То говорят, что его нужно носить, то договариваются до того, что грудь от него становится все слабее. Кому-то, может быть, и нравятся женщины с мускулистой грудью, но я все-таки за старинные способы соблазнения. Поэтому я с большой признательностью прохожу мимо расположенного на парижской улице Камбон магазина женского белья Cadole.
Своим именем он обязан Эрмини Кадоль, яростной революционерке, стороннице Парижской коммуны, которая придумала свой корсет, состоящий из двух частей – поддерживающих грудь и облегающие бедра. Помните «Свободу, ведущую народ» – не в корсете она его ведет. Почетная коммунарка обнародовала свое изобретение на Всемирной выставке 1898 года. Его назвали soutien gorge (поддержка для груди). До сих пор магазин на улице Камбон – лучшее место, где белье идеально подгоняют по телу. Всех своих близко и далеко знакомых подруг, у которых были нестандартные размеры, я отводил за ручку в Cadole, где меня с тех пор считают не только почетным покупателем, но и неимоверным сердцеедом.
Разумеется, у французов первенство оспаривают германцы, которые выдвигают вперед саксонку Кристину Хардт и ее Büstenhalter. Отсюда пришел к нам «бюстгальтер». Но мне кажется, с грудью надо повежливее. Нечего кричать на нее «Halt!», как в фильмах про партизан. Мне ближе соседский французский soutien gorge, дружелюбный поддерживатель груди. Хотите я помогу, поддержу?
#парижскиестрахи #парижскиебеды
Беда любого города в том, что в нем живут люди. А как люди с друг другом поступают – известно. Человек человеку то и дело волк, и история Парижа – не только история сверкающего благородства.
Париж умел быть ужасен, как ужасны бывали и его жители. Каждая улица – место преступления.
Я знаю, где Равальяк заколол Карла X, несмотря на все кортежи и мигалки. А несчастные швейцарские гвардейцы Людовика XVI, которым было приказано сложить оружие и которых резали поодиночке среди деревьев Тюильри? Я могу показать следы от эшафота на улице Рокетт или место гильотины на площади Согласия. В красивом и богатом первом округе посмотрите на адмирала Колиньи, чья статуя красуется у церкви Сен-Жермен д’Оксеруа. Старика выволокли из постели и зарубили за то, что он неправильно верил в Бога. Это назвали Варфоломеевской ночью. И за неправильного бога в Париже с тех пор убивали не раз.
Ну это, положим, давние времена, но и в моем собственном XX веке в любимом мной городе убивали и мучили людей, причем в массовом порядке.
Я надоел, наверно, своим детям, потому что каждый раз тычу им пальцем на два адреса на соседних улицах. Это до сих пор существующий манеж Военной школы и место бывшего Зимнего велодрома.
Больше 70 лет прошло со времени самой известной из парижских оккупационных облав, так называемой облавы Vel d’Iv. На «Вель д’Ив», то есть Зимний велодром (Velodrome d’Hiver), в 15-м округе свозили арестованных – и держали перед смертью без еды, воды и без уборных 13 000 человек, в том числе и детей.
Облаву проводила французская полиция под контролем гестапо – девять тысяч ажанов. Немцы дали полицейским отпраздновать 14 июля и через день вызвали на работу. Почти никто не отказался. Французская полиция иногда вписывалась, но только за французских евреев. Все же другие, немецкие, русские, польские и прочие, были просто добычей. Об этом не то чтобы напрочь забыли, но не любят говорить.
В городах о еврейских детях напоминают разве что мемориальные доски, имеющие примерно одинаковый текст и отличающиеся только последней фразой: сколько именно их забрали на смерть из этой школы. Младенцев запросто избивали по всему Парижу.
#этобылидети #парижскиестрахи #парижскиебеды
От маленьких детей, когда их убивают, ничего не остается. Мы помним Януша Корчака, не бросившего своих воспитанников по пути на смерть, но имен этих воспитанников уже не знаем. Дети эти ничего еще не сделали, они не проложили никакого следа в жизни – не написали книг, не сочинили музыку, даже не завели друзей. Их некому вспомнить, родители погибли тоже. Их забирали начиная с двух лет и увозили туда, где не выживали и взрослые. Тех, кому было меньше двух, и возить никуда не надо было.
Теперь о том, что они вообще существовали, говорит очень немногое. В основном бухгалтерские книги на французском и немецком, в которых записаны имена детей, возраст, место, откуда они были взяты, и место, куда их доставили – Аушвиц в Польше, он же Освенцим.
Депортация детей проводилась с момента захвата Франции. Немцы были очень последовательны. Сначала они лишили родителей работы, но оставили детей в школах – чтобы ясно было, куда за ними приходить. С шести лет они должны были носить желтую звезду на одежде. Детям-евреям запрещалось посещать парки, заходить в музеи, играть на детских площадках. Вот фото – веселые мальчишки носятся за загородкой с надписью «Евреям вход воспрещен». Вот книжка с картинками про то, как омерзительны еврейские школьники. Вот регистрация родителей, вставших на учет вместе с сыном и крошечной дочкой.
Вопреки тому, что мы думали раньше, в депортации действовали законы. Например, не трогали – по крайней мере, сначала – детей, имевших «французскую национальность». Против этого возражали французские союзники из администрации Виши. Так что нередки были случаи, когда ребенку в шесть лет выпадала удача остаться одному на свете. Он был француз – и его не везли на смерть в товарном вагоне. А его мать и отца, его сестер и братьев – везли, потому что у них были другие документы, потому что они были поляками, русскими, венграми – с еврейской кровью, конечно.
