#кладбищесобак #парижскийадрес

В пригород Аньер-сюр-Сен можно попасть через мост Клиши. Это как в Москве двинуться в Химки от Левобережной улицы. Как раз за мостом находится «Кладбище собак» – Le cimetière des chiens. Это одно из старейших в Европе кладбищ домашних животных.

Его основали в 1898-м, выкупив землю, адвокат Жорж Армуа и знаменитая журналистка-феминистка Маргарит Дюран. Бывшая актриса «Комеди Франсез», экстравагантная красавица, гулявшая по Парижу со львом на поводке, она защищала не только женщин, но и их меньших братьев.

При входе погребены знаменитые животные вроде сенбернара Барри, который спас в горах сорок путников и был убит сорок первым, памятник полицейским собакам Доре и Папийону, колонна в честь Мусташа, полкового пса, сопровождавшего в походах Старую гвардию и лапой салютовавшего Наполеону.

Хотя кладбище и называется «собачьим», оно состоит из четырех частей: для собак, для кошек, для птичек и прочих. Среди «прочих» есть бедный кролик, покоящийся под камнем с надписью «Missing you, Bunga», и даже лошадь, принадлежавшая самой Дюран.

Лежат здесь собаки и кошки, сыгравшие роли в кино, но гораздо больше животных, сыгравших главную роль в жизни обычных мужчин и женщин. «Милая Микет», «милый Помпон», «наш маленький Рамзес», «Билл, брат мой», «Станислас: ум и храбрость».

Очень странно видеть на надгробиях котов и собак портреты хозяев. Есть о чем подумать. В совместной жизни с женщиной есть весьма деликатный момент. Не те, о которых вы можете сейчас подумать, а вот конкретно тот, когда ваша подруга неожиданно обращается к вам со словами: «Котик, сделай то-то и еще вот то!» В этот момент у вас раз и навсегда отрастают усы, лапы и хвост, и ничего уже с этим не поделаешь. Не станешь же скандалить: «Птичик, не смей никогда называть меня котиком!»

В Сети женщины делятся между собой тайными именами, которые они дают своим мужьям и приятелям: «Мой любимый терпит все: и Мася, и Кузенька, и Будюнечка, и даже Малыш и Ушастик». «Свинух и Жирдос», – отвечают другие. А третьи признаются, что выбирают стандартные международные «дарлинг» и «лав», потому что это позволяет даже в самых сложных, экстренных случаях не путаться утром в постели.

Дамы, взывающие к национальной идее, предлагают что-то вроде «Князь мой светлый» или «Сокол мой ясный», но это тоже не очень-то работает. Ты думаешь сначала, что это для тех, кто перечитал в детстве «Слова о полку Игореве», но потом попадаешь на форум мусульманских женщин, которые обсуждают, можно ли при родителях упомянуть ласковое прозвище мужа и не равнозначно ли это разгуливанию голой по гостиной.

А когда проверяешь, как обстоит с этим дело в Западной Европе, обнаруживаешь там точно такие же форумы и клички, с той единственной разницей, что котята котируются по обе стороны границы, а вот зайцы на чужбине мигом превращаются в кроликов. Видимо, в образе зайце воплощена наша мечтательная северная натура, наша неизбывная грусть, страдательность, а в бездуховной Европе любят кроликов за их неукротимую вирильность.

Семейные кликухи – настолько существенный вопрос, что этому специально посвящаются психологические тренинги. Смысл их в том, что называть мужчину слишком ласковыми и нежными именами ни в коем случае нельзя, потому что он, мужчина, от этого расслабляется, пускает слюнки и больше не готов к безответному служению и домашней работе. В самом деле, какой спрос с зайчика, его даже за хлебом не пошлешь? И тогда с экрана карамельная дама, семейный психолог, обращается к своим слушательницам: «Придумай, моя красавица, пять обращений, чтобы усилить в мужчине мужское, и поделись этим ниже». Что же может быть ниже, раз уж мелким млекопитающим тут не место? Подойди ко мне, мой лев, плыви же ко мне, мой кит, убери хобот, слон, опять ты тарелки не помыл за собой, тираннозавр проклятый!

Если вы хоть на минуту подумаете, что я против, если вы ждете от меня заключения, что это мещанство и бред, – напрасно. Я считаю, что ласково обзывать друг друга – это так же естественно, как вместе спать – тоже, если присмотреться, странный обычай.

Помните, в «Золотом компасе» Филипа Пулмана у людей был двойник-зверь, так называемый деймон. В нем выражалась наше деймоническая природа – вроде гадкой золотой обезьяны у миссис Колтер. Сказки Пулмана у нас издавались, но так и не были хорошо прочтены, особенно семейными коучами, которые иначе запомнили бы вот эту цитату: «Немыслимым нарушением этикета считалось прикосновение человека к чужому деймону; даже в бою воин не прикасался к деймону врага, но существовали и исключения (например, для влюбленных)».

Так вот что происходит с нами – наши друзья и подруги пытаются определить нашего деймона и часто делают это с большой прозорливостью. И даже условие, что имя должно быть нежным, зависит только от того, кто и как его произносит. Я бы не сказал, что встреченное мной на тех же форумах прозвище «жопик» звучит особенной музыкой и лаской, но ведь и так бывает.

Имя, конечно же, должно быть тайным, потому что представьте себе, что сурового министра обороны кто-нибудь зовет в постели не «товарищ генерал армии», а, скажем, «пупсик» или «бубусик». Как бубусик сможет поднимать полки? Где честь офицера? Поэтому я считаю, что ласковые имена ведущих политиков должны быть такой же государственной тайной, как ядерная кнопка, кнопочка моя ядерная.

Проблема в том, что пронести свое второе имя через все житейские перемены невозможно. Те, которые говорят, «у меня жизнь как кино», несколько перебирают. Жизнь у нас не как в кино, она помельче, в лучшем случае как в телесериале, и в каждой новой серии, с каждой новой любовью у нас появляется новое имя. Каждый раз от нас требуют сменить псевдоним, точно в службе внешней разведки. Побыли котиком, и хватит. И если вы случайно обнаружите перед новой подругой, что им остались, будьте готовы к тому, что хвост вам за это прищемят: «Опять этот дурацкий котик! Как же ты можешь, Бегемот!»

Вас разделяют с деймоном, вас заставляют поменять сущность, как бы вы этому не сопротивлялись. Ревность к прошлому естественна, но в этой ревности вас часто просят убить то существо, с которым вас сравнивали и которое в вас любили.

Когда я ходил по собачьему кладбищу, я думал ровно о том, как любовники называют друг друга нежными звериными именами. Что происходит, когда они расстаются? Где похоронены эти зверьки?