Хишен сошёл с крыльца, помахивая топором и уверенно ухмыляясь. Он словно совершенно позабыл, что его преследует непостижимое, несущее ему смерть, чудовище. Вера в себя и свою непростую, но выпутывающую его из всех передряг судьбу снова заполнила его могучее сердце.

Немного придя в себя, Сойвин огляделся и вдруг бросился к самому молодому бриоду. Тот испуганно попятился, но Сойвин успел выдернуть из ножен его меч и отскочить назад. Затравленно оглядевшись, он устремился к высокой деревянной ограде, еще совсем недавно укрывавшей собой "железного дьявола".

Хишен, ничуть не смущенный этими манёврами, приблизился к своим верным бриодам. Обращаясь к Альче, он спокойно сказал:

— Стрелой летишь на конюшню, берешь двух лошадей и скачешь с ними сюда. Пошел!!

Альче буквально подпрыгнул и помчался к дороге.

Хишен схватил Ронберга за бороду и притянул к себе, заставив бриода застыть в неудобной и унизительной позе. Сделать что-нибудь поперек тот не посмел.

— Я не понял, Старый, почему эта песья нечисть еще не в земле?!

— Так ведь ходит опять, — с извиняющейся интонацией проговорил Ронберг. — Встал и ушел. Как его теперь закопаешь?

— Точно, Голова, — встрял Вархо, — не Старого это вина. Адово отродье себе новые ноги наворожило. А может и старые к заднице приделало.

Хишен саркастически поглядел на вэлуоннца. Тот потупился.

— Твой меч, — приказал Хишен.

Вархо поспешно вынул клинок и передал его, рукоятью вперед, мивару. Взяв меч и отпустив бороду Ронберга, Хишен направился к голому Сойвину. Приблизившись, с усмешкой произнес:

— Ну что, шут гороховый, радуйся, твоя взяла. Умрешь как мужик. Мне видишь ли уехать нужно, не досуг тебе долгие проводы устраивать. — И указав топором на промежность Сойвина, еще более весело возвестил: — У меня, кстати, намного больше чем у тебя.

Сойвин, с мечом Альче в правой руке, стоял возле деревянного щита и выглядел вполне спокойным. Он понимал, что шансы выжить невелики, однако, и тут Хишен был прав, мысль о том что погибнет в бою, с оружием в руках, а не бездвижным, скованным полутрупом, задыхаясь от вони чужой мочи и заживо сгрызаемый крысой или жуками, согревала ему сердце.

Начало схватки вышло бескомпромиссно яростным. Противники сражались даже не то что насмерть, а словно бы и совершенно презрев смерть. Ронберг и Вархо, навидавшиеся на своём веку самых что ни на есть диких побоищ, не смели и моргнуть лишний раз, оцепенело застыв и, как завороженные, наблюдая за бешеным неистовством двух воителей, один из которых был голым абсолютно, другой наполовину. Эта их нагота придавала сражению какой-то особенно пугающий первобытный оттенок, более остро и явственно изобличая их животную ярость. Хишен рубил, крушил, долбил и мечом и топором столь мощно и безостановочно, словно хотел смолоть врага в муку или снова заколотить его в землю. Сойвин, хоть и был с юности приучен к более элегантным техникам фехтования, не только выдержал этот убийственный шквал, но и сумел достать противника двумя ударами, не сильно ранив его в правое плечо и левую щеку. И даже едва не разрезал живот, когда топор мивара застрял в ограждении и Хишен отвлекся на секунду, вырывая его из древесины. Но для самого Сойвина этот шквал не прошел бесследно, он получил несколько глубоких порезов на обоих руках. А главное он быстро выдыхался, из его тела стремительно улетучивалась чудесная сила и свежесть, вселенная в него вмешательством металлического пса. Истерзанное тело Сойвина, изнуренное долгим голодом и жаждой, не имело естественной энергии. Но и Хишен, хоть и вполне сытый и отдохнувший, был сильно потрепан побоями Суоры и чудовищным ударом Кита. И безумное напряжение атакующего шквала основательно вымотало его. Оба противника отхлынули назад, обливаясь кровью, тяжело дыша, дрожа всем телом и мрачно глядя друг на друга. Хишен кроме того испытывал некоторое неприятное удивление. По его мнению этот изуродованный, измученный, голодный полумертвяк, только что выкопанный из земли, должен был быть смят первым же ударом топора. И в голову Хишена закрадывались нехорошие подозрения, что проклятый пёс вселил в бриода-предателя какую-то магию. Впрочем, мивара это не беспокоило, никакая магия его не пугала, он твердо верил что несгибаемая мужская воля, отвага и физическая сила перевесят любую магию. И даже встреча с сайтонской ведьмой и железным дьяволом не поколебали эту уверенность. А вот рассеченная левая щека ему немного досаждала, кровь из неё обильно заливала лицо, шею и грудь, нижним краем глаза он буквально видел как оттопыривается лоскут плоти и кажется воздух забирался прямо под кожу. Хотя конечно это были мелочи. Заметив, что в какое-то мгновение Сойвин чуть прикрыл глаза и склонил голову, Хишен сразу же атаковал. Мечом в левой руке. В последний миг Сойвин успел отпрянуть, но лезвие старого клинка Вархо всё равно чиркнуло бывшего пограничника по лицу, рассекая кожу от подбородка до лба и едва не задев глаза. Хишен добавил топор, Сойвин отступил. Его дела были плохи, кровь практически затопила левый глаз и бриод уже с трудом мог следить за противником. Хишен усилил натиск, Сойвин слабел и всё чаще принимал удары мечом, вместо того чтобы уходить в сторону. Но эти удары сокрушали его, он едва держался на ногах. Никакие контратаки ему уже были не под силу. Меч Вархо снова возник возле лица Сойвина, молодой человек отшатнулся и покачнулся, теряя равновесие. Хишен ударил топором в ногу, зацепил её под коленом, дернул и Сойвин полетел вниз. Мивар наступил ему на запястье, страшной тяжестью придавив руку и заставив выпустить меч, поднял топор для последнего удара, но застыл на несколько секунд, угрюмо взирая на поверженного врага. Уничтоженный, голый, окровавленный, с разрезанным лицом, одноухий человек слабо барахтался на земле, подняв вверх дрожащую левую руку и закрываясь ею от неминуемого жуткого удара боевого топора. Это жалкое беспомощное существо выглядело до того убого, до того оно не было похоже на того бравого, рослого, широкоплечего, спокойного, уверенного в себе парня в черной облегающей шапочке, ладных по фигуре доспехах, вооруженного многочисленными грозными клинками, что мивар вдруг поколебался. На какое-то мгновение его яростная ненависть вдруг утолилась унизительным, поверженным в прах состоянием этого человека. И Хишен ощутил острую гордость за себя за то что сумел победить, сломить, растоптать такого сильного, своенравного, вполне заслужившего уважение своей решительностью и мужеством человека как Сойвин. И горячая волна удовольствия самим собой омыла его сердце, он опустил топор. Желание непременно умертвить