— Господин Шак, если вы не держите на меня зла и если вам это еще нужно, я готов показать вам короткую дорогу к Аканурану.

Ронберг был напряжен как струна, он сам себе казался безумцем. После всего что он увидел, он всё еще намеревается предать это страшное существо в руки черных лоя. Но ведь он увидел не только жуткую гибель мивара, но и исцеление Сойвина. Да и в глубине души он убеждал себя, что всё сделают лоя, он же будет в стороне, он сразу же ускачет и будет спокойно ждать своё золото. А Делающий Пыль не обманет, никогда не обманывал.

Кит поглядел на пожилого бриода и сказал:

— Хорошо, покажите.

Ронберг, боясь утратить запал, тут же развил деятельность.

— Тогда едем, — бодро сказал он и направился к лошади, той что предназначалась для мивара. Уж наверное Альче выбрал для главы города лучшую. С некоторым трудом и кряхтением взобравшись в седло и выпрямившись, он строго поглядел на своих товарищей и приказал:

— Сойвина одеть, дать оружие, припасы, хорошего коня и вывести из города. Ясно?

Вархо, глянув на Ронберга исподлобья, едва заметно кивнул.

— И еще, — успокаивая гарцующего коня, сказал старый бриод, — унесите его в Цитадель.

Он кивнул в сторону мертвеца, после чего развернул лошадь мордой на север и посмотрел на Кита, давая понять что готов. Робот прямо с места перешёл на быстрый бег. Всадник устремился за ним. Трое мужчин некоторое время глядели им вслед.

126

Каменные черные стены с массивными крестообразными зубцами холодно сверкали на солнце вкраплениями слюдообразных кристаллов. На деревянных шестах, торчавших из отверстий в стене, на цепях висели высохшие мертвецы, на груди которых болтались дощечки с написанными на них именами и совершенными преступлениями. Цыс бодро шагал по тротуару вдоль рва, отделяющего тротуар от стены, и не обращал на мертвецов ни малейшего внимания. Он шел из таверны "Волчья радость" после сытного завтрака и гораздо более его занимал кусочек мяса застрявший где-то в верхних зубах слева и который он безуспешно пытался выудить движениями языка. В его привычном кафтане скромного добропорядочного ремесленника с внутренней стороны в специальных узких кармашках как всегда присутствовали тонкие спицеобразные палочки, которые как раз очень бы подошли для ковыряния в зубах. Но все палочки были вымазаны в разных ядах и лезть ими в рот Цыс определенно не собирался.

Он приближался к небольшому каменному мосту, прозванному "Вопящим" и ведшему через ров к мрачным вратам, за которыми скрывался сумрачный двор, окружавший тяжеловесное, высокое, темное, с чуть багровым оттенком здание Дома Ронга, на верхотуре которого, как суровый грозящий перст, возвышалась "колокольня мертвых", трезвонящая всякий раз как кто-нибудь испускал дух в этом малопривлекательном месте. С этой стороны моста, слева и справа от него стояли приземистые Привратные башни всё из того же черного камня что и стены, окружавшие территорию Дома. У подножия башен, вплотную к стенам лепились тяжелые металлические клетки, в которых на цепях сидели полунагие изможденные люди. Это было своего рода и наказание и назидание всем проходящим мимо. К клеткам крепились дощечки, на которых сообщалось имя сидевшего, его возраст, место рождения и совершенное преступление. Сие зрелище пользовалось немалой популярностью у горожан и гостей столицы. Люди собирались у клеток и громко обсуждали того или иного заключенного. Однако по галереям, опоясывавшим Привратные башни, под навесом конусовидных крыш, вышагивали молчаливые фигуры стражей, которые помимо прочего должны были следить чтобы зеваки не обижали сидевших в клетках "сверх меры", пытаясь ткнуть их палкой или приложить камнем, или наоборот не проявляли к ним излишнего милосердия, просовывая им фляги с вином и сладости. Цыс, почасту бывавший у Дома Ронга, уже пресытился этим зрелищем и никакого любопытства к выставленным на всеобщее обозрение заключенным не выказывал. Его интересовало другое. Объявления на деревянных щитах, расположенных над перилами моста через ров. Здесь можно было узнать о всех недавно осужденных и казненных, а главное о тех, кого доблестные служители Судебной Палаты пока еще не смогли заполучить в свое распоряжение, но очень бы хотели это сделать. Вот эти самые листочки Цыс и изучал самым прилежным образом, обращая особое внимание на тех, за поимку которых давали никак не меньше 10 золотых.

Сегодня его внимание привлек большой лист, на котором черными штрихами была изображена по пояс кирмианская девушка, а рядом с ней чуть изогнутый меч с длинной рукоятью. Первое что Цысу бросилось в глаза, так это надпись: "20 тон". "Однако", подумал он, удивляясь тому что какая-то кирмианская девка может стоить так дорого.

По мосту, среди любопытствующих зевак и тех кто пытался хоть что-то узнать о сгинувших в Доме Ронга родственниках и знакомых, важно ходили рослые воители в импозантной красно-черной форме Судебной гвардии. Они охраняли мост, следили за порядком, а также озвучивали для неграмотных содержание вывешенных объявлений. Один из гвардейцев заметил интерес Цыса к молодой кирмианке и остановившись поблизости, оперевшись на копье, украшенное красно-черной бахромой, с удовольствием сообщил:

— Жуткая баба. В Туиле настоящую резню устроила. Напала на артель лесорубов, человек пятнадцать их было, почти всех положила. Бошки срубала только свист стоял. — Рядом начал собираться народ и гвардеец, видя благодарных слушателей, продолжал с еще большим энтузиазмом. — А тех что сразу не поубивала мучила еще несколько часов. Ноги-руки отрубала, заставляла на культях ползать, головы им отпиливала, кровь пила, в распоротых животах джушу танцевала. И всё время своего бога Далонга славила, мол, всё во имя его. Троим чудом удалось бежать и они привели из города солдат, полсотни человек. Они лесосеку окружили и напали на бабу разом со всех сторон. Так она всё равно пару десятков из них зарубила. А когда у неё меч из рук выбили, она еще нескольких зубами загрызла.

Слушатели, за исключением Цыса, выглядели потрясенными. Курчавый мужчина-адар, соединив большой палец и мизинец сделал охранительный жест вокруг груди. Благообразная сорокалетняя женщина в белом чепце и глухом черной платье с нашивкой красно-белой эмблемы Госпитального ордена перекрестилась. Маленькая седовласая старушка со сморщенным лицом, впавшим ртом, крохотными глазками, но неожиданно большими ушами, за которые, словно специально для демонстрации, была заправлена черная косынка с розовыми цветочками, спросила:

— Откель же эта злыдня взялась, солдатик?

Страж Дома Ронга косо посмотрел на бабульку, воителям Судебной Палаты не нравилось, когда их именовали не гвардейцами, а солдатами, ибо они считали себя неизмеримо выше обычной армейской солдатни. Но сделав скидку на пожилой возраст женщины, он вежливо ответил:

— Что