Шрифт:
Закладка:
Подлетаем к флоту. Нас встречают истребители Армии Земли. А у нас заклинило радио. Я буквально кричу, а они уже заходят для удара. У Авельца нет с собой коммуникатора. Джонс сидит сзади, молчит. Истребители требуют назвать себя, мы не можем ответить. Я думаю прощаться с жизнью. Давлю в себе желание спросить Джонса и Авельца. Например, что вообще происходит. Давлю в себе желание узнать правду перед смертью. Пробую связаться с истребителями снова – коммуникатор вдруг заработал. Спасение. Ещё поживём. Правильно, что не раскрыл рот.
Летим дальше. Впереди – флот. Мы называем себя, те не отвечают. Я вижу – стволы ПВО поднимаются. Дважды называем себя. Стволы опускаются. Джонс молчит, Авельц молчит. Я приземляюсь на мокрую палубу. Идёт ливень, но не сильный, не сравнимый с тем, что в Шанхае. Нас встречают люди в серой форме, это не ВМФ, не ВВС и не спецназ. Это ОКО. Я сажаю вертолёт – Авельц открывает кабину, выходит, перебрасывается парой слов с людьми из ОКО. Машет рукой. Из вертолёта выходит Джонс. Его уводят, Авельц уходит с ними. Никто вокруг ничего не замечает. Все знают, что сейчас полетят бомбить Шанхай. Все думают, что полетят бомбить Джонса. Суматоха. Никто не знает, что Джонс – здесь, на корабле.
Я выхожу из вертолёта. Меня колотит. Я сажусь на палубу, очень холодная. Я ложусь на неё. Меня поднимают. Мне говорят – ни слова. Говорят – спать, забыть как сон. Спать немедленно, потом – на позицию, в свою машину. Война началась. Летим бомбить Шанхай.
Я подчиняюсь приказу. Я не задаю вопросов. Я делаю вид, что ничего не понял. Я сплю, потом возвращаюсь на свой авианосец, сажусь в свою машину. Лечу обратно в Шанхай, сбиваю их истребители. Город сжигают – день за днём я над ними, вижу, как его уничтожают. Особому комитету было бы удобно, если бы я там погиб. Но я опытный пилот. Поэтому меня и выбрали. Я не погибаю в небе над Шанхаем. Погибают два миллиона внизу, а я – выживаю и возвращаюсь на базу. День за днём, двенадцать дней подряд.
На седьмой день приходит новость – Джонс мёртв. Погиб на мосту через Хуанпу. Вышел туда на седьмой день. Стоял, пока его не разбомбили. В Сети фотографии. Война, считай, окончена. Все счастливы, все поверили. Все радуются, и я тоже. Делаю вид.
Из Джонса сделали монстра. Его обвинили во всём. Его называют «новым Мао». Забыли, как дружно им восхищались. Снимали о нём кино. Всё забыли. Джонс – чудовище, Шанхай погиб из-за Джонса, Организация сделала то, что должна была сделать. Джонс – Гитлер, да.
Никто не знает, что нас обманули. Джонса спасли из Шанхая. Генерал Уэллс, Ленро Авельц, руководство Организации. Они всё затеяли. Они его поставили, они его спасли. Я не знаю, зачем. Но я солдат. Я присягал защищать свободу. Я не разбираюсь в политике, но Джонс – это не вопрос политики. Когда обманывают всё человечество, это вопрос свободы.
Я считаю, люди должны знать правду. Я считаю, нужно задать Организации вопросы, на которые та обязана ответить. Я так считаю, это моя позиция. Это правда. Джонса не убили. Джонса спасли его хозяева. А нас обманули.
28. Служебная записка для генсека К. Торре от председателя ОКО Синглтона
Глубокоуважаемый Господин Генеральный Секретарь,
согласно Вашему запросу сообщаю:
1. Клуб «Монтичелло» ничего особенного из себя не представляет. Л. Авельц и С. Савирис придумали его вместе со своими бывшими однокурсниками по Академии Аббертона, они собираются 2–3 раза в год в странах Северного альянса. Выбор места встречи и все расходы по проведению несут на себе Л. Авельц и С. Савирис. Они же считаются основателями клуба, все приглашения на заседания клуба подписываются ими двумя.
2. Любой из членов клуба (а им считается каждый, посетивший хоть одну встречу) может предложить Авельцу и Савирису кандидатуру нового члена. Далее Авельц и Савирис могут либо одобрить, либо отклонить кандидатуру. Если они её одобряют, то с человеком проводится консультация о целях и идеях клуба, его предупреждают о режиме секретности и после высылают приглашение.
3. Клуб позиционируется как место свободных дискуссий и общения для выпускников Аббертона и их близких друзей. Запрещённых тем для обсуждения нет. Заседания проводятся в различном формате: иногда за общим заседанием следуют секционные, иногда – ряд общих, иногда – только секционные. Повестка формируется на первой встрече и заранее не оглашается.
4. Обычно в течение дня члены клуба обсуждают текущую политическую и экономическую ситуацию, делятся инсайдерской информацией, дают друг другу советы, выстраивают партнёрские отношения. С этой точки зрения клуб «Монтичелло» удобен для бизнеса, потому что позволяет в неформальной обстановке наладить контакты с представителями как властных структур, так и конкурирующих коммерческих организаций. Никаких официальных соглашений в клубе не допускается, это запрещено правилами.
5. Во время ужина и утром, за завтраком, участники не обсуждают политику – в это время в клубе принято рассуждать о философии, науке и литературе. Проведение в это время частных встреч приветствуется. Одной из целей существования клуба является взаимопомощь и солидарность.
6. Относительно расследования, опубликованного журналистской группой FreeQuod-7 (лидер – экс-главный редактор «Tehran International» Фаршад Ардашир Ареф, Иран). Л. Авельцу было известно об интересе журналистской группы к «Монтичелло», более того, ему было известно, что журналистская группа собирается проникнуть на территорию деревни Тога, где будет проходить встреча клуба, и заснять происходящее на видео. Авельц дал распоряжение охране позволить им провести съёмку в аэропорту, а затем не чинить препятствий во время проникновения на территорию деревни через лес. За месяц до встречи в Тога Авельц обратился к одному из членов клуба, режиссёру Лоуренсу Рембо, и попросил срежиссировать небольшое представление. Рембо привёз в деревню своих артистов и художников, которые воздвигли статую совы, «как в Богемской роще», и разработали трюк с сожжением и принесением в жертву девушки.
Как доложили наши информаторы из членов клуба, сразу по прибытии в деревню гостей ждал подробный инструктаж лично от Авельца, рассказавшего об идее разыграть журналистов, и от режиссёра Рембо, который объяснил, как вести себя в мантиях и выдал текст песнопения. Наш информатор сообщил, что это был вовсе не древнеаккадский и даже не латинский, а «несусветная тарабарщина», которую Рембо и Авельц на пару придумали тем же утром.
Когда охрана доложила, что журналисты расположились на склоне и выставили камеры, Авельц приказал начать представление. В нём участвовали все члены клуба без
