Шрифт:
Закладка:
– Кто? – уточнил Мар. – Кто меня вытащил из-под завалов?
У старика дернулась рука. Он поспешно спрятал ее в карман.
– Не все ли равно? Хад.
Мархи отвернулся и еще раз осмотрел коллекцию снов, которые он перекладывал на бумагу вот уже восемь с лишним лет. Среди исписанных бумажных холстов выделялся один: женщина средних лет с огромными уставшими глазами и напряженной улыбкой. Морщинки у края губ шептали, она еле сдерживается, прилагает огромные усилия, чтобы не крикнуть во все горло:
– Верните сына и свободу! Дайте нам выбор, как жить и как умереть!
«Мама, прости. Не думал, что взрослеть так больно», – с искренним сожалением подумал вдруг Мархи.
Никто, никто в целом мире не любил его так, как она. Он понял это только сейчас, будучи взрослым. Здесь на Ольхоне парень выполнял миссию, которой его наградили предки, но как бы ни были добры местные, их попытки сводились к одному: не дать внуку Асая умереть.
– Кто? – повернув голову к Безыму, задал очередной вопрос Оциола. – Кто вернул мою душу из Нижнего мира?
– О, любопытственная историйка. Найти тебя среди бессчетных мирков мог бы только Тимучин…
– Но он же белый? Ему не спуститься вниз?
– Верно. Поэтому глава отправился в Дом Духов просить совета. А они согласились помочь. За плату.
– Мертвые брюзги. Нигде не упустят выгоды. И что он пожелали за мою сульде?
– Байку о встрече с драконом.
У Мархи отпала челюсть. Раскосые глаза удивленно округлились. Такой прозорливости от ленивых духов Ольхона он никак не ожидал.
– Откуда они знают?
Безым всплеснул руками, словно актер мексиканского сериала, и немного обиженно ответил:
– Не ведаю ни на грош. Ни-че-гошеньки. Старику Безыму, видать, не в чести такое рассказывать. Подай-принеси, спаси, исцели. И все тут. А как что интересное, то сиди и помалкивай.
–Ну-ну, не нагнетай. Помоги лучше подняться. Ребра болят.
Безым вскочил с меховой подстилки и, бережно подхватив огромными ручищами, способными сломать шею медведю, Мара, поднял с земли.
Вечерний костер почти догорел, поэтому в юрте стало свежо и сумрачно. Парни не спали, сидели и перешептывались в дальнем углу, то и дело бросая опасливые взгляды на старших.
Мархи поежился от прохлады, но не стал надевать попону. Прямо так: в льняной рубахе, штанах и босиком он вышел из жилища. Безым зашагал следом.
Алдан цыпленком вытянул шею, высматривая, как далеко кам с учителем от их общей юрты. Поняв, что неблизко, обратился к остальным:
– Интересно, ему скажут, что он разгневал богов?
Мальчик лет десяти, с короткими руками и широким плоским носом кивнул в знак согласия:
– Ага. И что Тимучина теперь не пускают на небеса. Как просить благословения? Как стать шаманом, если тэнгри не хотят слышать о нас?
– Эх, не кам, а сплошное недоразумение, – выпалил Тэн.
Остальные посмотрели на него с недоумением, кто-то даже с испугом.
– Ну а что? Для него что тэнгри, что лярва, что демон – одно. Главное – выполнить задание. А нам теперь страдай.
– Верно, – кивнули подростки и в тяжелых думах разбрелись по циновкам.
Тимучин сидел в позе лотоса на разноцветном коврике, связанном шаманками Ольхона, и улыбался. Под закрытыми веками глазные яблоки ходили так уверенно, будто старик перемещал взгляд от одного предмета к другому, или что-то внимательно осматривал в невидимом для остальных мире грез. Перед ним лежала кипа исписанной бумаги. И с каждой минутой ее становилось все больше.
Пожелтевшие листы мерно поскрипывали от движений пера, которое парило по воздуху без помощи человека, и отлетали в сторону, как заканчивались строки. Перо перепрыгивало на следующую страницу и продолжало свою работу. Оно останавливалось, снова вело борозду, выписывало вензеля на зависть многим каллиграфам.
На главе не было маски, значит, он не камлал. Бубен размером с бычью голову отлеживался неподалеку.
– К нам гость, уважаемый. Любимый ученик скоро войдет.
– Воля его. Не лежится, похоже, сердце не на месте.
Невидимка угукнул, помолчал.
– Скоро весна. Чую, проснется Он. Не боишься потерять преемника?
Тимучин дернулся. Глубокие морщины испещрили и без того древнее, сморщенное лицо шамана. На щеках расцвели красные пятна.
Конечно, он страшился мига, когда в душе неопытного шамана очнется древняя сила. Тем паче, когда предком был не безвольный и слабый дух, но яростный до безумия, плотоядный владыка.
– Бурхани, не грызи, сердешно прошу. Не всяко истина, что на языке мудреца. Поглядим, куда кривая выведет.
– Путь пути рознь. Но воля твоя: умолкаю и удаляюсь. Часть третья летописи дописана. Не запамятуй поглядеть ошибки.
– Благодарствую, мстительный дух. Не нарадуюсь на тебя, – ласково попрощался глава и краем глаза заметил тень в дверном проеме. Повернувшись, он кивнул Мархи.
Стройный, молодой мужчина напомнил старого друга Асая. Узкие черные глаза, орлиный профиль выдавали в нем породу шамана, а вот пепельные волосы и длинные ноги, напротив, намекали на славянские корни прародителей.
«Красавец, ничего не скажешь, кровь великих предков и будущих великих потомков», – подумал белый кам, когда ученик уже садился рядом на голые камни.
– Что это? – спросил парень, взглянув на бумажные стопки.
– Летопись – жизнеописания поколений путейцев. Решил побаловаться старушкой историей. Кхе-кхе. Как ты, сынок?
– Лучше, глава. Явился к духам предков, как ты им обещал накануне. Надобно поведать об одной встрече. Ведь вы так договаривались?
– Бат, войди! – крикнул Тимучин и секунду спустя в каменную обитель заглянул двухметровый шаман с крестоподобным шрамом на лице.
Шапка с рогами косули и длинный бежевый плащ делали из него персонажа японского анимэ. Если помечтать, то можно было вообразить, что он – брата Шрама из «Стального..» или, на худой конец, двоюродный племянник охотника Ди.
– Отбивай ритм мальчику. Предки хотят говорить с ним.
Полузверь-получеловек поклонился перед главным камом чуть ли не до земли и вынул из внутреннего кармана маску такого же песочного цвета, что и плащ. Надел. Присев и сняв со спины бубен, он прикрыл веки блеклых, серых глаз и ударил колотушкой в центр мембраны. Бубен запел. Из врат, соединявших два мира, выплыла лодка.
Густой туман не дал Мархи видеть, как движется посудина, но он знал, что пугаться причин нет: двойник Бата пребывал к хозяину не в образе коня, как его Бо, а был одиноким судном, переправляющим душу по реке безвременья.
Мархи обернулся на кама, покачал головой.
Неужели он выглядел также во время камлания? Страшное зрелище, пугающее. Слепой дьявол во плоти, не
