голодного кризиса заключенных концлагерей. Со­гласно начальнику штаба 7-го армейского корпуса, отвечавшего за организацию визита, Маннергейм заявил, что прибыл ознако­миться с военными делами, но показался ему не очень заинтере­сованным в этом. «Когда маршал в довершение всего ушиб ногу на лестнице в промышленной зоне в Соломенном, его терпение лопнуло. В плохом настроении он продолжил путь в Медвежье­горск на своем поезде».

У подножия монумента-орудия. Члены парламентского комитета по обороне. 1943 г. (фотография из Военного архива Финляндии)

В этой работе не рассматриваются отношения главнокоман­дующего и начальника Военного управления и возможные их изменения. Безусловно, для Маннергейма Восточная Карелия была прежде всего стратегическим вопросом, и, вероятно, он ни­когда не был особенно воодушевлен племенной идеей. Второе его посещение Яанислинны в августе того же года происходило подчеркнуто под военным знаком.

Из представителей государственной власти Финляндии пер­выми в апреле 1942 г. посетили город, видимо, члены парламент­ского комитета по обороне. В июне прибыли министры народ­ного снабжения, финансов, транспорта, общественных работ и внутренних дел. В июле последовал визит премьер-министра Рангеля, а в августе прибыли члены парламентского финансо­вого комитета. О посещении Яанислинны президентом Фин­ляндии Рюти ничего не известно, а единственный входивший во «внутренний круг»[59] представитель левых сил министр Таннер игнорировал в этом отношении всю Восточную Карелию.

Кроме официальных делегаций с городом знакомилось также большое число представителей средств массовой информации: в документах содержатся упоминания, во всяком случае, о немец­ких, датских, шведских и румынских журналистах. В програм­му поездки обычно включалось ознакомление с деятельностью Военного управления и штабов, а объектами, которые наибо­лее часто посещались, были «Дворец Куусинена», Онежский завод, хлебозавод акционерного общества «Вако», университет, подсобные сельские хозяйства и детская больница. По крайней мере, немцам были бегло показаны также и концлагеря. Напро­тив, программу поездки военного атташе США было приказано составить так, чтобы он не увидел заключенных лагерей, военно­пленных, а также больных и утомленных солдат.

Начальник командного отдела Главной ставки констатировал в июле 1942 г., что «он никуда не может деться от иностранных экскурсантов, которые все хотят попасть в Яанислинну и в Вос­точную Карелию, как будто война уже закончилась... Маршал зол и никого не хочет туда пускать». Государственному совету было направлено сообщение, в котором говорилось, что эти ви­зиты мешают деятельности войск и Военного управления, и под­черкивалась важность их ограничения. Судя по редко встреча­ющимся после этого упоминаниям о визитах, желаемый эффект был достигнут. Все же в октябре 1942 г. была пышно отмечена годовщина завоевания города с проведением парада и торжес­твенных мероприятий. В обращении, предназначенном для финнов, когда армия и Военное управление использовали свою монополию на цензуру, подчеркивались достигнутые в городе положительные изменения. Такого же содержания была и ста­тья корреспондента Пааво Корттейнена, которую планировали опубликовать в это же время:

«Уже год, как город в наших руках. Еще и сейчас Яанислинна в некотором смысле — город развалин и, особенно на окраинах, неприглядна. На впервые приехавшего сюда человека он все еще может произвести удручающее впечатление. На того же, кому при­шлось со дня захвата города наблюдать за его развитием, он теперь, после восстановительных работ, которые были здесь проведены, во многих местах кажется красивым и уютным. Местность, в которой находится Яанислинна, предоставляет возможности для того, что­бы он превратился в очень красивый город. Сразу после захвата снег скрыл следы войны и заодно всю грязь, оставленную «рюсся» во дворах и на улицах за многие годы. Если сравнивать весеннюю Яанислинну, когда начал таять снег, обнажив грязь, и сегодняш­ний, то кажется, будто город умыл свое лицо, став опрятным, как перед праздником. На улицах снесены дома, которые нельзя было использовать под жилье. Многие дома основательно отремонтиро­ваны, и их серость превратилась в белизну, а ветхость — в опрят­ность и добротность. Эти работы по очистке заметно ослабили уд­ручающее впечатление, которое поначалу производил город.

Все же Яанислинна похожа на инвалида, медленно оправляю­щегося от полученных им увечий. Посреди всего целого и краси­вого, построенного заново и восстановленного, развалины зияют, как открытые раны. Разрушены целые кварталы, и, в особеннос­ти, в свое время красивая прибрежная часть города все еще нахо­дится в удручающем состоянии. Там, квартал за кварталом, тор­чат одинокие печные трубы, окруженные остатками зданий. На прекрасном бульваре у берега стоят деревья, производя впечат­ление одиноких и брошенных. Портовый квартал сожжен дотла. Все находившиеся там предприятия уничтожены, от грузового причала остались лишь почерневшие сваи...

На площади, образованной административными зданиями, больше не красуется огромный памятник Ленину. Вместо него на постаменте сейчас находится финское орудие со стволом, на­правленным на восток. По всему городу многочисленные памят­ники господам-большевикам убраны, и повсюду теперь можно идти без вызываемого их видом неприятного чувства.

Премьер-министр Финляндии Рангель в Яанислинне «с крыши университета бросает общий взгляд на город». Начальник Военного управления Араюури, задумавшись, гладит свой подбородок (фотография из Военного архива Финляндии)

Облик города сильно изменился за год, и продолжает меняться с каждым днем. По мере того, как исчезает мало-помалу убогость и город становится опрятным, горожане теряют свой первона­чальный облик оборванцев. Отрадно отметить, что местные жи­тели, подражая финнам, стали одеваться чище, так что поначалу заметная резкая разница между зажиточностью и нищетой и в этом отношении заметно смягчилась. Плохо одетые люди, встре­чающиеся на улице, — это те, у которых красная повязка на рука­ве, издалека говорящая: "Я рюсся"».

Последнее предложение, в котором проскочило упоминание о неравноправном отношении к населению, цензор зачеркнул красным, и эта статья не была опубликована. Статьи военных корреспондентов, в которых затрагивалась национальная по­литика Военного управления, и раньше «клали на полку», а в августе 1942 г. разведывательное отделение Главной ставки дало уточненные указания о порядке освещения в прессе вопросов, касавшихся захваченных территорий. Ими запрещалось упо­минать, кроме прочего, о концлагерях и вообще об отношении финнов к различным группам населения и наоборот. В феврале 1943 г. военным корреспондентам были запрещены любые спе­куляции о будущем Восточной Карелии. Кроме того, очередное празднование годовщины Карельского академического обще­ства по приказу Главной ставки было отменено.

Ясно, что пересмотр линии был связан с поворотом хода Второй мировой войны в невыгодном для финнов направлении. К тому же политика, проводившаяся Финляндией на оккупированной территории, стала объектом пропаганды противника. Советский Союз с начала 1942 г. стал доводить до сведения иностранных го­сударств обвинения в связи с оккупационной политикой, стремясь поставить деятельность финнов в один ряд со зверствами немцев. В 1943 г. появился памфлет Отто Куусинена «Финляндия без мас­ки», который стали зачитывать в радиопередачах, направленных на