Два дня спустя врач позволил забрать Скелета домой. Он не только разрешил мне отсрочить платеж, но и сделал все возможные скидки, снизив сумму до минимума. Вышло сто двадцать долларов. Я не стал спорить – это была благотворительность для Скелета, а не для меня. Половину требуемой суммы я отдал сразу, остальные пообещал выплачивать постепенно, не менее десяти долларов в неделю.

На следующей неделе меня допросил следователь, работавший на Шелтонов, мистер Пинникс. Он зашел в офис Джерри часов в девять утра, и Джерри велел мне сделать перерыв для разговора с ним. Мне нечего было сказать, кроме правды. Я рассказал мистеру Пинниксу, как меня избили мальчишки, как Хэнк увидел это и дал мне работу. Я рассказал, как полез купаться нагишом, и Хэнк даже не взглянул на меня. На словах о том, как Хэнк выплачивал мне зарплату, пока я работал на миссис Доусон, мистер Пинникс прервал меня и сказал:

– Насчет этого лучше держи язык за зубами.

– Почему? – удивился я. Мне казалось, это хороший аргумент, доказывающий, каким чудесным был Хэнк.

– Потому что окружной прокурор все переиначит и сделает вывод, что Хэнк платил тебе за молчание.

У меня челюсть отвисла, когда я это услышал. Неужели даже лучшие поступки Хэнка могли быть направлены против него? Это заставило меня задуматься, почему кто-то до сих пор помогает другим людям, если любые действия могут быть вывернуты самым отвратительным образом.

Я спросил мистера Пинникса, действительно ли Томми и Карл будут давать показания насчет моего купания и намерены ли они врать. Он ответил: «Да». Я рассказал, что Томми отравил Скелета, признался в этом и пообещал в следующий раз дать ему яд посильнее. Мистер Пинникс ответил, что, возможно, так и есть, но доказать ничего невозможно, а верить на слово как мне, так и ему, просто нельзя.

Когда мы поговорили, мистер Пинникс пообещал еще раз пообщаться со мной ближе к суду, а также предупредил, что мистеру и миссис Шелтон тоже нужно будет со мной встретиться и обсудить мои показания. Я поблагодарил его, и он ушел, дав мне возможность вновь заняться работой.

В последние несколько недель летних каникул я еще несколько раз заглянул к миссис Доусон, поболтать и посмотреть, как у нее дела. Я даже бесплатно скосил ей газон, потому что ей очень уж он не нравился. Но сорняки полоть она мне не дала. Я спросил, как она платила парню, который сажал растения буквой S, и она рассмеялась.

– Я его выдумала. Мне в жизни никто не помогал ни с прополкой, ни с чем другим. Я просто хотела убедиться, что ты постараешься сажать аккуратнее.

Я тоже рассмеялся и рассказал, как нервничал в первый день, боясь, что она меня уволит, если ряды получатся недостаточно ровными.

– Прости меня за это, Джек. Должна же я была произвести впечатление.

Хэнк был прав – даже если не она мне платила, она требовала хорошо выполнять работу и была несколько эксцентрична. И все же она мне нравилась – по разным причинам, но особенно потому, что всегда выступала на моей стороне, когда я был прав, а если был не прав, объясняла почему.

В большинстве случаев во время моих визитов Йоги сидела у меня на коленях и заставляла ее гладить. Мне нравилось внимание с ее стороны и то, как она стремилась добиться от меня взаимности. Гладя ее, я расслаблялся. У меня возникал вопрос, смогла бы она подружиться со Скелетом, несмотря на разницу в размерах?

И вот наконец наступил первый учебный день. Я с ужасом ждал этого дня, но не потому же, почему большинство моих ровесников. Я знал, что, вернувшись в школу, обязательно увижу секретаршу миссис Полк, разрушившую мою жизнь и жизнь Хэнка своими сплетнями и обвинениями. Я поделился своими страхами с миссис Доусон, и она посоветовала мне стараться не обращать внимания на миссис Полк и не забывать, что она, возможно, считала, будто спасает мне жизнь. Я ничего не понял, но совету внял.

Поскольку Дентон тогда являлся очень небольшим городком и в школе не набиралось параллельных классов, я был знаком со всеми учениками, тесно общался с ними на протяжении семи лет. В том году я шел в восьмой класс, последний класс Дентонской школы. Те, кто хотел продолжать учебу, вынуждены были на автобусе ездить в Уортон.

Тот факт, что одни и те же ребята учились со мной в одном классе из года в год, вовсе не означал, что они с пониманием отнеслись к ситуации с Хэнком. Когда я пришел в школу, меня встретили изумленные взгляды и презрительные затылки. Многих из этих ребят я считал своими друзьями. Теперь лишь Ли и Роджер остались мне верны и не обращали внимания на других.

Даже учительница, миссис Вудрафф, и та обращалась со мной так, будто хотела, чтобы я исчез. На каждый класс Дентонской школы был назначен лишь один учитель, который вел все предметы, поэтому я вынужден был видеть ее весь день. Обычно я сидел за одной из первых парт, чтобы никто не отвлекал меня от учебы, но у миссис Вудрафф были другие планы. Она пересадила меня как можно дальше от своего стола, явно с целью до конца учебного года обращать на меня как можно меньше внимания. Обычно мне везло с учителями, но миссис Вудрафф стала исключением.

В моем классе учился парень по имени Боб Эберт. Мы почти не общались. Меня он всегда немного пугал, потому что любил обнимать всех подряд девчонок. Они находили это милым, прозвали его «Обнимашка Боб», но я понимал – никакой он не милый. Просто высокий, симпатичный и прекрасно это понимающий.