так не истязало, как вынужденное генеральское безделие. А ещё он находил оправдание себе в том, что у него ещё и лучший в армии доспех. Как в таком доспехе отсиживаться в шатрах? Он уже был готов идти.

«Быстрее бы Пруфф управился с воротами».

Единственное, о чём он теперь думал, так это о том, что сказать офицерам, когда они его начнут отговаривать.

Глава 21

Не зря он выматывал кавалеристов разъездами. Ни коням, ни людям покоя не давал. Знал, что люди устают, что коней мордуют, что злятся на него, что в какой час ни возьми, а половина его кавалерии, в седле, объезжала округу. И в этом он никакого снисхождения не знал. Требовал, чтобы всё вокруг было изведано.

Хватило ему мужицкой засады у реки.

Только-только чуть посветлело после ночи, ещё туман не развеялся, ещё роса не сошла, едва бахнула первая пушка по воротам, он едва завтракать сел, а к нему пришёл Румениге и сказал:

— Кавалерист привёл молодца какого-то. Говорит, поймали его, когда он в город пробирался.

Гюнтер принёс от повара супную чашку из толстой глины, горячую и полную кофе, сливки и масло на стол ставил, сахар. Хлеб резал. А Волков про свой кофе тут же забыл:

— А ну давай его сюда.

Уставший кавалерийский ротмистр привёл молодого парня лет семнадцати с разбитой мордой, в одежде невоенной, хорошей, но грязной, и со скрученными за спиной руками.

— В город пробирался, — говорит ротмистр, — к концу ночи пройти хотел, мы за ним поехали, а он вскачь в лес, у нас кони за ночь устали, а он на свежем был, думали, уйдёт, а он на ветку налетел да свалился. Как брали его, так за железо, подлец, хватался.

— Ну, — говорит Волков, — зачем пробирался в город?

— Никуда я не пробирался, — бурчит молодец, а сам глаза отворачивает.

Волков ни секунды не сомневался, что это гонец.

— Бумаг при нём не было?

— Нет, господин генерал, — отвечает ротмистр.

— Калите железо, жгите его до тех пор, пока всё не скажет или не помрёт, — распорядился кавалер, принимаясь за свой кофе, пока не остыл.

Ротмистр кивнул и поволок молодца прочь. Но генерал не успел завершить завтрак, уже пришли к нему Брюнхвальд, Эберст, Дорфус. Они тоже прознали, что поймали человека, что в город пробирался, и говорили с ним о делах, а офицер вернулся и привёл лазутчика.

— Всё сказал, кулаками вразумился, и пытать железом не пришлось, — сказал ротмистр. Он дал кулаком молодцу по затылку. — Ну, говори генералу, что мне говорил.

— В город я пробирался, — сказал молодой человек весьма печально.

— Кто велел? — сразу спросил Эберст.

— Полковник Майфельд, — сразу ответил лазутчик. — Сказал в город ехать к коменданту Велерингу.

— И что ты должен был сказать коменданту?

— Чтобы держали город десять дней. Что через десять дней он вернётся с людьми.

— Вернётся? Откуда? — спросил генерал.

— Из Бёльденгена. Полковник идёт туда собирать людей из окрестных мест.

Дорфус сразу стал разворачивать карту на столе у генерала, тот даже помогал ему, составляя посуду на край стола.

— Бёльденген, Бёльденген, — повторял капитан, разглядывая карту. — Значит, на западе. У самой границы с Эйпенцелем, у Юнг-Хольцкого перевала. Почему там, почему не в Мюлибахе собирают людей?

— Полковник этот ждёт райслауферов из соседнего кантона, — вспомнил Волков письмо купца Гевельдаса. — Тысяча четыреста человек их будет.

— Именно, — воскликнул Дорфус. Он поднял глаза на лазутчика. — А ну говори, мерзавец, сколько наёмников ждёт твой полковник?

— Откуда же мне такое знать, — нехотя говорит молодой человек, — знаю, что будут не все, меньше их будет. Говорили, что всего девять сотен придёт.

— А сколько уже собрал полковник? — снова спросил Эберст.

— Пока две сотни людей пришли, — отвечал молодой человек.

Офицеры стали расспрашивать его дальше, но больше он ничего ценного уже не говорил. Скорее всего, и вправду не знал. Наконец генерал махнул рукой: уводите.

— А как с ним быть? — спросил ротмистр.

— Думал, вы знаете, — отвечал генерал и знаком показал на шею: повесить негодяя. И пока ротмистр не ушёл, произнёс: — Ротмистр, вам и людям вашим двадцать талеров.

Офицер молча поклонился, но было видно, что он доволен суммой, после поволок начавшего было рыдать и клянчить пощаду лазутчика от офицеров прочь.

Теперь ему и не было нужды объяснять офицерам, что нужно торопиться.

— Либо берём город за пять дней, либо придётся выдвигаться, оставляя город у себя в тылу, и давать полевое сражение этому полковнику, — сказал Брюнхвальд.

— Боюсь, что полковник тот будет не один, думаю, что они и на юге, в Мюлибахе, собирают людей, — добавил капитан Дорфус.

— Надо брать город, нужен штурм, раз ворота уже разбиты, — произнёс полковник Эберст задумчиво. — Иначе придётся отходить к обратно к реке.

«Вот и славно, что вы это понимаете».

— Господа, — начал Волков, — прошу вас, соберите в ротах охотников, первым делом доппельзольдеров и стариков, мне надо будет триста человек в первой колонне, а во второй уже пойдёте вы, господа, с тысячею человек.

— Вам надо будет? — удивлённо или даже с негодованием спросил капитан Дорфус. — Господин генерал, неужто сам вы намереваетесь идти в пролом в первой колонне?

При этом он обвёл взглядом других офицеров, ища у них поддержки. Но полковники Брюнхвальд и Эберст молчали, они уже согласны были с решением генерала.

— От Рохи я возьму сто человек аркебузиров, и полсотни ваших, Эберст, арбалетчиков, — продолжал генерал, и не подумав отвечать капитану. — Прошу вас, господа, идите в полки и отберите людей для первой колонны.

На этом завтрак и быстрый утренний совет были закончены. Он пошёл к коню, а Дорфус, в дерзости своей не умерен, шёл рядом и учил генерала:

— Не должно первому офицеру идти в самое опасное место. Разве можно рисковать вами в земле, где каждый человек нам враг.

— Должно, — сухо отвечал кавалер зарвавшемуся молодому офицеру. — Иногда нужно первому офицеру под знаменем становиться в первую линию.

— Иногда, господин генерал, иногда, когда выхода другого нет, когда решается всё в битве.

— Сейчас именно всё и решается, капитан, вся кампания наша, может так статься, сегодня в этом проломе и решится.

Дорфус ещё что-то говорил ему, но кавалер уже садился на коня и не слушал капитана.

Покинув лагерь, что перекрывал северную дорогу к северным воротам города, он поехал на юг, туда, где били и били тяжёлые пушки.

Пруфф на этот раз не стоял на телеге, а раздобыл где-то кресло.

Генерал был удивлён, одна створка двери уже рухнула на землю, а другая криво висела на железе,