— Ну так запаливай, запаливай, говорил же, не ждите приказа, палите сами, — кричит Пруфф, снова залезая на телегу.

Лаутшланг бьёт басовитее, чем картауна. Ахнуло так ахнуло. Крупное ядро летит медленно, его даже видно. Чуть не долетев до ворот, оно со звонким щелчком чиркает о мостовую, что уложена перед воротами, и отскочив от неё, пробивает внизу одной из створок ворот аккуратную дыру.

«Выше надо брать».

Волков поворачивается поглядеть на Пруффа, а тот молчит, капитан знает, что канонир всё видел и сам, так что без окрика исправится.

Следующая готова стрелять картауна. Но не стреляет.

— Какого дьявола ты тянешь, Вельдбеккер?! — кричит Пруфф. — Пали уже, или ты ждёшь, пока солнце сядет?

— Сейчас, господин капитан, — кричит канонир, — не хочу опять промазать.

Сидит и сидит у пушки, все уже смотрят на него, а он всё копается. Волков уже начинает на него злиться: да сколько же можно?! Наконец канонир отходит от орудия и орёт:

— Запаливай.

Тут же к орудию подбегает артиллерист с длинной палкой, на конце которой тлеют фитили.

«Бахх»… Коротко и зло бьёт орудие, откатываясь назад. Много дыма, его клубы ветром доносятся и до генерала.

Ворота, как все стены, как и все башни города, были стары. Некогда они были необычайно крепки. Дуб, оббитый толстой железной полосой, готов был встретить любого врага лет сто пятьдесят назад. Любого врага сдержало бы прочное дерево, но не пушечное ядро. Ядро из картауны, разогнанное в длинном стволе двойной порцией пороха, ударило точно в стык створок. Прямо в железные края обеих половинок ворот. И ударило так, что одна из полос погнулась, а вторая так и вовсе отлетела от створки и с железным грохотом упала на мостовую перед воротами.

«Отлично! Не зря этот Вельдбеккер так долго целился».

— Ладно, неплохо, Вельдбеккер, неплохо! — кричит капитан Пруфф. — Продолжайте, ребята, продолжайте!

Волков ещё посидел, поглядел, как почти без промаха артиллеристы укладывают одно ядро за другим в старые городские ворота, и потом всё-таки уехал оттуда, чтобы не мешать людям работать.

Пообедал или, вернее, уже поужинал, посмотрел, как Роха и Кленк ставят лагерь. Он бы делал по-другому. И снова поехал объезжать окрестности, первым делом заехав на холм к инженеру Шуберту.

Несмотря на вечер, все везде работали, все трудились. Ни понукать, ни вдохновлять никого было не нужно. Офицеры объяснили всё нижним чинам, те понимали, что всё, что строится вокруг города, то для сохранения их же жизней, и не отлынивали. А пушки всё били и били по воротам. И этот звук успокаивал всех, кто его слышал, ну, разумеется, за исключением осаждённых.

Волков почти не спал, не мог от себя отогнать мысли. Вернее, вопросы. А вопросы были просты: откуда придут силы, что попытаются деблокировать город? Сколько при том будет людей? И когда это случится? Три извечных вопроса войны, над которыми всякий, кто хоть раз брал на себя смелость вести в бой людей, ломал голову. Три главных вопроса: Где? Сколько? Когда?

В общем, спал он урывками и встал ещё до зари, чтобы поговорить с возвращавшимися из разъездов кавалеристами.

Среди ландскнехтов нашлись охотники, который пошли ночью посмотреть, что там с воротами, хорошо ли побиты. Вернулись и рассказали офицерам:

— Двери разбиты в щепки, держатся на честном слове. И горожане их при этом не ремонтируют, и вообще ничего за дверьми не слышно. Словно спят, сволочи. А ещё эти дураки раньше времени опустили решётку. И поэтому ядра, пробивая ворота, ещё и всю решётку им переломали.

— И никаких ремонтных работ они не ведут? — удивлялся Эберст.

— Ни единого звука слышно не было, ни огонька не видно, — отвечали лазутчики.

— Хм, — хмыкнул полковник Брюнхвальд, — «коридор» нам готовят. Думают, что мы ворота добьём и через них в город пойдём.

«Да, скорее всего, так и есть. „Коридор“, „крысиный тупик“, „каменный мешок“ — названия разные, суть одна: бойня для вошедших, и горожане наверняка уже это приготовили».

Волков бывал в таком коридоре однажды. Тогда свою гвардию в пролом стены вёл сам молодой герцог да Приньи. Повёл сам, чтобы перед сиятельными своими дружками удалью своей похвастать. Больших потерь, чем в тот день, гвардия герцогов де Приньи вряд ли когда несла.

— Да, — согласился генерал, — надобно пушки перенести на холм и начинать бить стену, делать большой проём. В «коридор» через ворота я людей не поведу. Инженер Шуберт, вы подготовили позиции для артиллерии?

— Почти всё готово, — отвечал инженер. — Вырублю только ступени, как солнце встанет.

А тут Пруфф и говорит:

— Дозвольте вам возразить, господа офицеры, и вам, господин генерал.

Все молча уставились на артиллериста, ожидая, что он скажет, и тот заговорил:

— А я предлагаю добить ворота до конца и войти в город. Да, я знаю, что такое «каменный мешок», но раз мы о нём знаем, то и неожиданностью он для нас не будет. Возьмём с собой фашины, доски от арбалетных болтов и потихоньку войдём в город, посмотрим, что да как, и если они нам подготовили засаду, так просто подожжём фашины, устроим в городе пожар, сушь вон какая стоит, подожжём, что сможем, да отойдём.

— А бывали ли вы в таких «мешках», дорогой капитан? — поинтересовался полковник Эберст. И поинтересовался с едва заметной издёвочкой.

— Нет, — отвечал артиллерист, — но я такие «мешки» сам устраивал, — и тут же едко добавил, глядя на полковника: — А если среди пехотных офицеров храбрецов не найдётся, так я сам в ворота готов штурмовую колонну повести.

Чтобы прервать дискуссию в подобном тоне, Волков говорит:

— Инженер Шуберт, пока ступени не рубите, подготовьте штук сто фашин и щиты из досок, полсотни будет довольно. Может статься, что всё это к полудню и понадобится.

Уж никто бы не сказал, что капитан Пруфф душка или, к примеру, приятный человек, но то, что он твёрд, как и положено офицеру, и что опытен, тут ни у кого сомнений никогда не возникало. Волков и на секунду не усомнился в том, что если надобность возникнет, то артиллерист станет во главе штурмовой колонны. Другое дело, сможет ли он равноценно заменить офицера-пехотинца? Но встать впереди, под знамя, он точно не испугается.

— Хорошо, капитан, будь по-вашему, — сказал генерал, — если до полудня доломаете ворота, решим, кому пойти в город.

Пруфф, как и всякий самолюбивый человек, всегда радовался, когда выходило по его. И сейчас, кланяясь генералу, он улыбался. А Волков с едва сдерживаемым волнением думал о том, что колонну поведёт сам. Да, сам. Ведь ничто его сейчас