Шрифт:
Закладка:
Он опять посмотрел на арбалетный болт:
«Я вам покажу, псы горные, как моих людей болтами шпиговать!»
— Эшбахт, виват! — радостно воскликнул Кленк. — Мои люди уж очень такому делу рады будут.
— Да, — сказал Карл Брюнхвальд, — городок-то не бедный.
— Господин генерал, — вкрадчиво поинтересовался Габелькнат, — а нам можно принять участие в грабежах?
— Габелькнат, вы же из богатой семьи! — заметил ему капитан Дорфус со смехом.
— Всё равно хочется, — отвечал молодой человек.
— Никому не возбраняется. Даже офицерам, — сказал генерал, вставая. И тут же, направив арбалетный болт в сторону капитана ландскнехтов, продолжил: — Но… Особенно вас, Кленк, это касаемо… Скажите людям своим, что я не потреплю ни поножовщин, ни драк, ни из-за баб, ни из-за денег. Пусть сержанты и ротмистры приглядывают за людьми.
Сообщение о том, что генерал Эшбахт дозволяет взять город на меч, сразу всколыхнуло войско. Даже среди тех, кто был ранен в осаждённом лагере, нашлись те, что отказались ехать лечиться, а решили остаться и как следует отомстить горожанам грабежом и насилием над их женщинами.
Прискакали кавалеристы и сообщили, что по западной дороге из города уезжают и убегают люди с барахлом.
— И до них уже дошло! — огорчались солдаты, готовясь бежать в город.
— Кавалеристы, дурьи головы, чего же вы их выпускаете? Они же с деньгами бегут! Ловите их, не давайте убегать!
— И баб, баб особенно ловите.
Даже обозные возницы, загнав свои телеги в лагерь и даже не выпрягая лошадей, бежали в город. Все шли туда.
— Скажите своим людям, чтобы не расстраивались, — говорил генерал капитану Нейману, солдаты которого охраняли лагерь и, естественно, никуда уйти не могли, а лишь с тоской глядели поверх частокола на уходящих товарищей, — я прикажу офицерам, чтобы вам отсчитали часть добычи.
— Прекрасно, господин генерал, а как насчёт вина и баб? — отвечал капитан.
Волков лишь усмехнулся. Кроме охраны лагеря, он оставил в резерве сотню ландскнехтов, хоть те и очень хотели пограбить, и ещё разослал разъезды по дорогам. Армия во время грабежа была весьма уязвима, генерал сам помнил один случай, когда он и его товарищи побежали грабить обоз разбитого врага, а враг, чуть отойдя, собрался с силами, построился и с треском и огромными потерями выбил их из своего обоза, да ещё и дальше погнал. Так что нужно было быть настороже. Особенно когда вокруг бродит побеждённый, потрёпанный, но не сломленный враг. Война зачастую, что маятник.
Особенно хорошо пошли дела у кавалеристов. Они грабить дома не пошли. К чему им это? Тогда, когда пешие солдаты входили в город с востока, фон Реддернауф с двумя сотнями своих людей проехал вдоль всего города и выехал к западной его конечности. Зачем грабить дома да мучать горожан, избивая их, пока не отдадут спрятанное серебро, когда можно их ловить на выходе из города и просто обыскивать? Это уж если они упрямиться начнут, тогда, конечно, без кулаков, палок, а иной раз и без железа не обойтись, но многие из тех, что бежали, кошельки сами отдавали, лишь бы их жён и дочерей не трогали. Кавалеристы были люди благородные, обещали у таких людей не трогать баб, но всё равно всех обыскивали. И даже тех, кто сам отдал кошелёк.
Люди существа лживые, ушлые, предложат сами тебе малое, чтобы сберечь большое, спрятанное под рубахой, или под юбкой дочери, или в пелёнках младенца. Но майор фон Реддернауф был очень, очень опытным человеком, как и офицеры его, и как люди его. Всё это он уже видел, обо всём он уже знал.
Вот и шарили кавалеристы по телегам и наспех собранным узлам в поисках серебра или даже золота. И не пропускали никого, особенно всякого, кто считал себя важным человеком. Уж этих обыскивали особенно: колечко у тебя золотое, подавай сюда, у бабы твоей золото в ушах, и это позвольте. Конь у тебя? Веди сюда коня. Бархат, мех, парча, шёлк? Скидывай, и ничего, что ты в исподнем пойдёшь, главное, что пойдёшь, и со всеми членами своими. Да, ещё спасибо скажи, что дочерей твоих отпустили, а не в лагерь увели на недельку или не увезли их на тот берег и не выдали замуж за нищего солдата-паписта. Ну, говори спасибо, подлец, за то, что по-доброму с тобой обошлись, да ещё кланяйся, кланяйся. Ниже, а не то гляди у меня.
Ну, а если вдруг у умника какого, что сам деньги первый предложил, в панталонах вдруг малый кошелёк с десятком золотых нашли, уж тут не взыщи. Человека такого бьют. А бабу его, от страха воющую, волокут в сторону. И под смешки достают злые кавалеристы ножи. Нет, не для того чтобы женщину резать, а для того, чтобы одежду с неё срезать всю. Без одежды её приходовать удобнее. И ничего, что она орёт, что глаза закатывает, что стыдно ей, что соседи-горожане на неё глазеют, всё равно всю одежду с неё срежут. Другим в нарицание. Пусть все видят и знают: то её муж-хитрец виноват. И поделом ему, кроме башки разбитой, ещё и жена опозорена будет, будут её брать лихие кавалеристы прямо у дороги, даже в кусты не поведут.
И так хорошо шло дело у кавалеристов. Один мешок под серебро. Один под золото. Короб под кольца, цепи и серёжки. И беспрерывным потоком всё в них сыплется и сыплется отобранное у тех, кто из города сбежать надумал. А ещё целая телега под меха да парчу. Там уже куча всякого. Это потом поделят, кому что будет по душе.
А к добыче бренной есть и услада для души, два десятка голых баб уже в их распоряжении, пользуйся всякой. В ходу те, что помоложе да попрекрасней, и ничего, что опухли они от слёз. Ну, кто скажет, что плоха жизнь доброго человека? А то, что уже одного горожанина зарезали, так то сам виноват. Уж больно он упорствовал, когда его дочерей стали раздевать, больно ярился, вот и получил своё. Лежит теперь у дороги с распоротым брюхом.
А в городе такого благодушия, которое было у кавалеристов, люди не ждали, раз уж пришли солдаты, прячь деньги свои, прячься сам, прячь женщин своих. От этих не откупишься, с ними не договоришься. Эти всё заберут, что смогут найти. И дома они выбирают, которые побогаче, что там брать-то
