«Запад, из состояния рабства переходя в состояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России. Россия же постоянно хранит у себя признанную ею самою власть, хранит её добровольно, свободно, и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который так же унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти; ибо бунтовать может только раб, а свободный человек не бунтует».

В записке «О внутреннем состоянии России» (1855 г.) в противоположность концепции народоправства он развил, пожалуй, самую спорную доктрину славянофильства: учение о «безгосударственности» русского народа, который, мирно призвав Рюрика, позволил свободно действовать государству себе на пользу, не притязая ни на какие политические права и не требуя никаких конституционных гарантий. «Власть народа» для мыслителя категорически неприемлема — он один из самых антиреволюционных русских мыслителей.

«Гарантия нужна! — Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней? Никакой договор не удержит людей, как скоро нет внутреннего на это желания. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала к договорам».

С этим слишком формальным противопоставлением русских начал западным связана у К. Аксакова и некоторая недооценка русской истории, которой он чрезвычайно интересовался. «Русский народ не любит становиться в красивые позы, в его истории вы не встретите ни одной фразы, ни одного красивого эффекта, ни одного яркого наряда» — это, конечно, неправда. В реальных русских исторических источниках мы обнаружим не меньше яркого и эффектного, чем в западных. Противопоставлять русское начало западному, таким образом, не следует.

Но сколь категоричен К. Аксаков в отрицании юридического права народа на власть, столь же решительно он настаивает на полной свободе его мнения, его суждения, его критики власти. Именно «мнение народное» — та сила, с помощью которой русский народ реализует свои цели и защищает свой интерес. Эта идея отлилась у Константина Сергеевича в чеканный афоризм: «Государству — неограниченное право действия и закона. Земле — полное право мнения и слова». И сами славянофилы полностью следовали этой доктрине. Право мнения не было для них фиговым листком для прикрытия раболепия перед государством. Верно служа царям и пытаясь их «распропагандировать» в пользу русского воззрения, они при этом были бесстрашны в слове, несмотря на отставки, аресты, запреты газет и журналов.

Порой эта оппозиция — Земля versus[17] Государство, особенно доведенная до доктринерства в логике младшего брата Константина Сергеевича — Ивана Сергевича Аксакова, яркого публициста и издателя, играла со славянофильством злую шутку. Получался как бы мысленный развод государства и нации, при котором нация освобождалась не только от правления, но и от участия в делах государства. Эта роковая уязвимость славянофильской доктрины продолжает себя в русской национальной мысли и по сей день: то тут, то там вместо борьбы русских за полноправие и полновластие в своём государстве начинаются рассуждения о необходимости «развода» нации и государства, который, в этом нет никакого сомнения, приведет к гибели и того и другого.

Но всё же, если представить себе конституцию, чистосердечно построенную на принципах аксаковской «записки», — полномочие власти с одной стороны и неприкосновенность свободы мнения, право же она была бы куда лучше конструкций, когда, чтобы имитировать «народную власть», приходится «прикручивать» фитиль народного мнения, а каждое «качание прав» превращается в смертельную угрозу для государства.

«Мелькнула свету поистине вдохновенно злая мысль: завести детские балы и своё светское устройство внести в невинный мир детей…» — зло писал Аксаков. Представить не трудно, что он сказал бы о мысли завести «детские митинги» и «детские революции». Здесь мы касаемся его главной неприязни, главного предмета гнева — светского общества, публики, как мы сейчас говорим — «тусовки».

Оппозиция «„публика“ и „народ“» стала значительным вкладом Константина Сергеевича (утонченного филолога) в семантику русского языка. «У публики своё обращается в чужое. У народа чужое обращается в своё. Часто, когда публика едет на бал, народ идет ко всенощной; когда публика танцует, народ молится… Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки, народ черпает жизнь из родного источника. Публика говорит по-французски, народ — по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ — в русском. У публики — парижские моды. У народа — свои русские обычаи».

Несмотря на все попытки в ХХ веке оторвать народ от русских корней, оппозиция «публика — народ» всё ещё актуальна. Народ — патриот своей Родины. Публика — патриот заграницы. Народ растит из детей своих наследников. Публика жаждет чужих детей превратить в пушечное мясо своей войны с властью. Народ хочет, чтобы власть его услышала. Публика желает, чтобы власть народа испугалась, а потому слушалась только её.

Публика хочет заградить народ от власти и власть от народа — в этом главная от неё опасность. А то, что мы это слишком хорошо сегодня понимаем — заслуга Константина Аксакова, московского мечтателя, сила разума и политическое провидение которого оказались во многих аспектах больше, чем у иных из «трезвых» мыслителей.

Не уподобляться Европе, — что в революциях, что в копировании либеральных учреждений, должна Русь, а действительно глубоко познать себя — и как культура, и как религиозная общность, и как носительница быта, и как самобытный соборно-самодержавный политический строй. Таков был тезис славянофильства. Этот тезис, будучи принят и развиваясь, начал порождать самобытную русскую культуру вокруг себя, будить творческие силы, осознавшие и свою связь с прошлым, и призвание к русскому будущему.

Что читать о Константине Аксакове:

1) Аксаков, К. С. Полное собрание сочинений: В 3‐х томах. — 2‐е изд., доп. — М.: Университетская типография, 1889;

2) Аксаков, К. С. Государство и народ / Составление и комментарии А. В. Белова. — М.: Институт русской цивилизации, 2009;

3) Аксаков, К. С., Аксаков, И. С. Избранные труды / Сост., авторы вступ. ст. и коммент. А. А. Ширинянц, А. В. Мырикова, Е. Б. Фурсова. — М.: РОССПЭН, 2010;

4) Аксаков, К. С. Эстетика и литературная критика. — М., 1995;

5) Анненкова, Е. И. Константин Аксаков. Веселье духа. — СПб: Росток, 2018;

6) Валицкий, А. В кругу консервативной утопии. Структура и метаморфозы русского славянофильства. — М.: Новое литературное обозрение, 2019;

7) Тесля, А. А. «Последний из „отцов“»: биография Ивана Аксакова. — СПб: Владимир Даль, 2015.

8) Цимбаев, Н. И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. — М.: Издательство Московского университета, 1986.

Михаил Муравьёв-Виленский

Как Белоруссия вновь стала русской

1 (по новому стилю