связь с источником Церкви – Христом, бывший член ее отклоняется от согласия церковных членов, сам собственной волею выбрасывает себя за церковные пределы. Святой Киприан указывает на многообразные духовные причины отпадения человека от Церкви, во главе которых стоят строптивый ум и самовольное вероломство.

Примечательно, что та проблема «стыковки» триадологии и экклезиологии, которая стояла перед предшественником и в каком-то смысле учителем святого Киприана – Тертуллианом, именно на которой он споткнулся и впоследствии отпал от Церкви, была успешно разрешена святым Киприаном и дала в его богословии замечательные результаты. Поступенность движения человека, церковного члена, к Богу стала важной составляющей экклезиологии святого, учитывающей, как мы показали выше, явно или подсознательно, триадологический контекст.

«Все, что бывает прежде конца, есть только ступень, по которой восходят на верх спасения, а не предел, где достигается уже самая вершина» (О единстве Церкви, п. 15. Хрестоматия, с. 518).

17.3.4. Радикальные стороны экклезиологии свщмч. Киприана

На этой точке заканчивается почитаемое Церковью святое наследие святого Киприана и начинаются его ошибки.

Даже на фоне богословской акривии апологетов, находившей выражение через образ «бочки меда и ложки дегтя» (см. п.п. 9.7.2, 11.3.4), позиция святого Киприана, характеризуемая уже не акцентом, но самой крайней степенью богословской акривии, выглядит радикальной.

«Не могут быть соединяемы и смешиваемы горечь со сладостью, мрак со светом, ненастье с ведром, война с миром, бесплодие с плодородием, сухость с водяным источником, буря с тишиной» (О единстве Церкви, п. 8. Хрестоматия, с. 513).

Закономерным следствием такой посылки следует вывод, убирающий все точки соприкосновения между Церковью и тем, что принимает вид ее достояния в мире отделенного христианства. Собственно говоря, само наименование христианства для последнего ложно и незаконно; столь же ложны и, более того, отвратительны и так называемые, с точки зрения святого Киприана, таинства этого мира.

«Да он и христианином называет себя так же ложно, как и диавол часто называет себя ложно Христом <…> Как диавол не есть Христос, хотя и обманывает Его именем, так и христианином не может почитаться тот, кто не пребывает в истине Его Евангелия и веры» (О единстве Церкви, п. 11. Хрестоматия, с. 516);

«Тогда как, кроме одного, не может быть другого Крещения, они [отделившиеся от Церкви] думают, что могут крестить <…> Там не омываются люди, а только более оскверняются; не очищаются грехи, а только усугубляются. Такое рождение производит чад не Богу, но диаволу» (О единстве Церкви, п. 9. Хрестоматия, с. 514).

Попав во внешний мир, хотя и сохраняя имя христианина, человек оказывается словно бы на черной изнанке, в зазеркалье; в нем абсолютизируется образ врага. Верная в своей основе мысль святого Киприана, верная прежде всего по отношению к расколоучителю, к ересиарху, к идее, к сообществу, но никак не к бедному человеку, приобретает в его учении односторонне гипертрофированные формы.

«Они возвещают ночь вместо дня, погибель вместо спасения, отчаяние под покровом надежды, вероломство под предлогом веры, антихриста под именем Христа» (О единстве Церкви, п. 2. Хрестоматия, с. 510);

«Всяк, отделяющийся от Церкви, присоединяется к женепрелюбодейце и делается чуждым обетований Церкви; оставляющий Церковь Христову <…> для нее чужд, непотребен, враг ее» (О единстве Церкви, п. 5. Хрестоматия, с. 511);

«Кто <…> отделяет себя от общения [с Церковью, тот есть] <…> враг алтаря, возмутитель против жертвы Христовой, изменник в отношении веры, в отношении благочестия – святотатец; непокорный раб, беззаконный сын, неприязненный брат» (О единстве Церкви, п. 12. Хрестоматия, с. 517).

Замечательна, важна, верна… и, вместе с тем, все же не до конца верна в своей богословской глубине знаменитая фраза святого Киприана:

«Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец» (О единстве Церкви, п. 5. Хрестоматия, с. 511).

Бог – Отец каждому человеку, в котором осталась хотя бы капля добра… вообще Отец каждому человеку. Впоследствии, в V веке, бл. Августин Иппонский предложит совершенно иной образ для отделенных христиан: не блудницы, но служанки, рождающей чад Богу, рождающей их хотя бы и вопреки тому центробежному вектору возникновения и развития внецерковных христианских сообществ, который столь справедливо был подмечен святым Киприаном:

«После того, как враг обнаружен и низвержен пришествием Христовым <…> – в чем заключается больше тонкого лукавства и хитрости, как не в выдумке врагом нового обмана: самым именем христианина обольщать неосторожных? – он изобрел ереси и расколы, чтобы ниспровергнуть веру, извратить истину, расторгнуть единство. Кого ослеплением не может удержать на ветхом пути, того сводит в заблуждение и обольщает путем новым» (О единстве Церкви, п. 2. Хрестоматия, с. 510).

Тема 18

Появление систематической экзегезы в первой половине III века

18.1. Несистематический характер экзегезы в I – начале III веков

Элементы экзегезы, то есть толкования Священного Писания, порой и весьма обширные, мы находим уже в самых ранних творениях отцов и учителей Церкви. Достаточно привести особенно характерные в этом отношении примеры таких книг, как Дидахи или «Послания апостола Варнавы», таких авторов, как свт. Мелитон Сардийский или Климент Александрийский.

Однако, произведений, целиком и специально посвященных целям экзегезы, в самом раннем периоде церковного бытия мы не встретим. Лишь Климент Александрийский в своих трудах, крайне насыщенных ссылками на Священное Писание и комментариями на них, вплотную подходит к той исторической точке, в которой экзегетика хотя еще и не перерастает, но уже готова перерасти в явление системное и самодостаточное.

18.2. Коренное изменение ситуации в 20–40-е годы III века

Наконец, начиная со второй четверти III столетия, а именно в трудах свт. Ипполита Римского и Оригена, впервые зарождается систематическая экзегеза как жанр и тип церковной письменности; появляется систематическая экзегетическая письменность как явление. Появляются произведения, специально посвященные толкованиям (как правило, на отдельные книги Священного Писания) – экзегеза становится главной, а порой и единственной целью таких произведений.

Причины этого факта различны, но во многом он связан с наступлением той стадии формирования канона Нового Завета, которая представляла уже достаточно устойчиво в общих чертах сформированный и имеющий всеобщее употребление корпус новозаветных книг. Другой причиною можно считать тягу к системности в богословии в целом, которая имеет миссионерские корни, формируется в начале III века, и причины которой, в свою очередь, были изложены выше (см. п. 15.2 настоящего учебника).

Среди трудов этих первых систематических экзегетов мы обнаружим множество произведений, имеющих разные оттенки экзегетического жанра: большинство из них специально посвящено толкованиям на те или иные книги Священного Писания