страдал, страдал так же, как герои в песнях, хотя в жизни многие мужчины легче переносят любовные проблемы. Но Бедиверу действительно было худо. Из Малой Британии он вернулся измученным, да так и не пришел в себя. С Артуром он теперь уже не мог говорить так, как раньше. Конечно, Артур сразу это заметил. Такое поведение старого друга озадачило мужа.

— Не понимаю, что стряслось с Бедивером, — признался он мне однажды ночью. — Он вернулся из Галлии мрачным, молчит все время, как мраморная колонна. Может, он думает, что я недоволен тем, что его переговоры ничего не дали? Или переживает, что Максен осмелился предложить ему предательство? Почему-то он не хочет говорить о том, что его гнетет.

Я ничего не ответила. Понятно, что Бедивер ощущал вину перед Артуром. Я даже допускала, что он испытывает муки ревности. Но что я могла объяснить мужу? Каждый раз, когда я видела Бедивера, мне вспоминался тот сладкий и ужасный день, а иногда я лежала без сна по ночам, слушая тихое дыхание Артура рядом со мной, и едва не корчась от боли и стыда. Иногда на пиру мы встречались взглядами и в тот же миг понимали, куда поворачивают наши мысли. Кровь приливала к щекам, я отворачивалась, делала вид, что увлечена разговором с каким-нибудь случайным собеседником, но продолжала внутренним взором видеть дорого мне человека; от него словно исходил яркий свет, а все прочее погружалось в тень. Поэтому я старалась встречаться с ним только на людях. И не могла не испугаться, когда Артур решил ехать встречать Мордреда. Я пыталась убедить мужа послать в Каэр-Гвент Бедивера.

— Зачем ты кидаешься ему навстречу, словно воин на поле боя? — спросила я. — Ты же Император, а он — всего лишь правитель нескольких жалких островков на краю света. Официально он — твой союзник, именно так, а не наоборот. За тобой сила. Вот и дай ему это почувствовать сразу же. Пусть он идет к тебе. И для всех остальных это будет наглядным уроком.

Артур стоял спиной ко мне, в проеме открытой двери и смотрел на запад, поглаживая рукоять своего меча.

— Зачем мне делать вид, что Мордред — мой союзник, когда всем известно, что на самом деле он — мой конкурент, претендующий на трон Империи? — с горечью ответил он. — Пусть и он сам, и все Братство, да и вся Британия видят нас рядом и сравнивают. Пусть поймут, что перед ними выбор. Кроме того, я хочу посмотреть, как он будет вести себя с моими людьми. Возможно, Киниру из Каэр-Гвента он уже успел рассказать свою историю. Вот и посмотрю, что думает об этом Кинир.

— Если знает Кинир, значит, скоро узнаем и мы. Мне кажется, что твоя поездка способна только навредить.

— Нет уж! Хочу посмотреть своими глазами. Ради всего святого, с какой стати мне торчать здесь, как статуя, улыбаться каждому встречному, в то время как он будет думать: «Да, выглядит он неплохо, а на самом-то деле — ублюдок ублюдком, да еще узурпатор, переспавший со своей собственной сестрой!» Не хочу!

— Но, Артур... — начала я.

Он обернулся и посмотрел на меня.

— Завтра я еду в Каэр-Гвент, это решено. — Прозвучало жестко, почти грубо.

Что мне оставалось? Я покорно склонила голову.

Когда я снова взглянула на него, твердость во взгляде уже исчезла. Вместо нее в глазах мужа поселилось беспокойство. Он начал извиняться, запутался, замолчал и пожал плечами.

— Незачем оттягивать. Надо собираться. — Король повернулся, снова взглянул на запад и пошел вниз с холма. Пурпурный плащ плескался за плечами, а рука лежала на мече.

Его нетерпение меня не удивило. Все лето он готовился к приезду Мордреда, к возникновению слухов, способных опозорить его, открыть самую мучительную тайну и получить презрение и ненависть всего мира. Если он сам сможет это вынести, у него будет время найти подходящего преемника. Постоянно откладывавшийся приезд Мордреда, перенос с недели на неделю ожидаемой схватки утомляли его. Ожидание и опасения — вот чем он жил в последнее время. Люди ничего не замечали, он не мог себе позволить растерянность. Конечно, многие заметили его раздражительность. Дома он срывался даже чаще. Со мной-то не надо было лукавить. Но после каждой сцены, когда он позволял себе кричать на меня, подойти к нему становилось все труднее. Его мучил стыд. А меня все больше тянуло к нему.

Стояла долгая осень. Время сбора урожая всегда утомительно. Хлопот много, а результат кажется не таким уж и большим. По утрам я просыпалась, размышляя, а хватит ли у меня сил встать. Муж искоса посматривал на меня, не смея извиняться за какую-нибудь вчерашнюю сцену. Ему и в голову не приходило, что достаточно просто подойти и обнять жену. Большая часть дня проходила в лихорадочных делах: учесть приход, заложить припасы на зиму, получить и пересчитать дань, проверить платежи, выслушать жалобы, и все это под пристальными взглядами Бедивера издалека, обжигающими как огонь.

Скажи, знаешь ли ты,

Откуда берется Тоска?

Из чего она сделана?

Почему не сгорает?

Золото тускнеет, чернеет серебро,

Шелка и бархат ветшают,

И лишь тоска всегда с тобой.

Тоска, Тоска, отойди на шаг,

Не дави на грудь так тяжко,

Покинь меня хоть ненадолго,

Дай отдохнуть и немного поспать.

Эта старая песня целыми днями крутилась у меня в голове. Меня уже тошнило от нее.

Артур уехал. И все случилось самым естественным образом. Так по весне по высохшему руслу проносится неудержимый паводок. Два дня мы с Бедивером держались, разговаривая только о делах, отчаянно пытаясь избежать очередного предательства, и прекрасно понимая, что оно уже рядом. На третий день мы оказались в нашей деловой комнате вдвоем. Обсуждали проблемы с данью.

— Пошлю еще триста голов скота на ферму возле Ллефелисского камня, — говорил Бедивер, — с охраной, разумеется. Но не мало ли останется тогда? Мэлгун Гвинедский прислал на пятьдесят коров меньше, чем обещал.

— Я полагала, что он пришлет еще меньше. Так что запас у нас есть.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ну и что в этом хорошего? Мэлгун пытается обмануть нас каждый год. Лучше бы он этого не делал. Пока шла война, еще куда ни шло,