газеты, вновь имеется в редакции «КП», как и в крупных библиотеках: Государственной — бывшей Ленинке, Исторической библиотеке в Старосадском переулке в Москве и других.

В первых числах января 1981 года после встречи Селезнёва с отделом писем в «Комсомолке» было действительно опубликовано непривычно много материалов отдела писем, и эта новая традиция продолжилась. Почти каждый день на газетной полосе стали появляться письма, строки из писем или упоминания о них. Это были очень заметные перемены как для публики, так и для сотрудников газеты. Для читателей всё это сложилось в сигнал: ваш защитник меняется в лучшую сторону, становится более надежным.

Представляя Г. Н. Селезнёва коллективу «Комсомольской правды» в самом начале 1981 года, первый секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Пастухов не преминул сравнить его возраст с возрастом Христа. Все мы знаем эту цифру, но редко помним о том, что 33 года для Сына Божия были пределом его земного существования, возрастом гибели на кресте и Воскресения.

Ничего «предельного», слава Богу, с Геннадием Николаевичем в тот год не случилось, но у «Комсомолки» с его приходом действительно началось маленькое воскресение. Он сразу начал действовать, чтобы наладить работу редакции после почти трехлетнего раскола.

— Заслуга Селезнёва состояла в том, что он прежде всего утихомирил коридор, — считает Елена Оберемок-Липатова. — Наш коридор с приходом Селезнёва будто встрепенулся после раздрая, привнесенного предыдущим главным редактором и его командой. Вернулся в коридор дух шестого этажа, который всегда славился широтой взглядов, свободой выражения мнений, при этом — все были «свои», что называется — «одной крови», «крови» шестого этажа. Как Геннадий Николаевич умудрился это сделать?! Причем так быстро, тихо и незаметно. И мы вдруг тут же перестали замечать, кто какой национальности, кто какой принадлежности — религиозной или какой-то иной. Дышать стало легче.

Вспоминает Галина Янчук, журналист, более 30 лет проработавшая в редакции «Комсомольской правды», в том числе редактором отдела писем; впоследствии она долго была главным специалистом Российского государственного архива социальной и политической истории: «Когда Селезнёв пришел в редакцию, к нему тут же направились делегации от группировок, которые друг с другом враждовали, друг друга подставляли… Предыдущие главные редакторы этих людей принимали и выслушивали. И к Селезнёву тоже потащились делегаты со своими соображениями, со своими взглядами на окружающее, на людей, на действительность. Первую же партию он, по сути, выгнал, сказав: „Извините, но я человек новый, хочу во всём этом сам разобраться. И сложить свое мнение о людях, какими я их увижу“. Пошли затем люди, чтобы требовать себе повышения зарплаты, новую должность. И этих не принял. И потихоньку редакция стала уже совершенно другой. Группировки исчезли. Кто-то ушел, кто-то „всё понял“. Люди занялись творчеством. Через год после прихода Селезнёва коллектив стал совершенно другой, нормальный, дружный. Семья».

Очень точно сказано Галиной Васильевной: семья. А в хорошей российской семье всегда был хороший глава. Селезнёв, при всей своей молодости, как раз и стал главой большой журналистской семьи.

…Забегая мысленно вперед, вспомнила лето 2015 года, когда в июльскую полночь, в теленовостях, нежданно сообщили о смерти бывшего председателя Госдумы Российской Федерации Селезнёва. После первого ужаса потери и первых слез все уважавшие Геннадия Николаевича журналисты двинулись к компьютерам, чтобы написать слово о нем. Не смогла уснуть и я. Машинально перебирала книги. И вдруг мне на глаза попала тоненькая книжица стихов журналиста и поэта Юрия Воронова, пережившего ребенком ленинградскую блокаду, главного редактора «Комсомольской правды» в начале 1960-х годов. И раскрылась она сама по себе на стихотворении, суть которого, на мой взгляд, чрезвычайно подходит для понимания характера наследника Юрия Петровича по «Комсомолке» — Геннадия Селезнёва:

Опоздали на паром…

Этот случай нас и свел тогда

С одним парнем.

Мы таскали для костра

Сучья,

Он

Усердно собирал камни.

Мы решили про него хмуро:

Он — того,

Хоть и могуч телом.

Но подмигивал хитро

Юра,

Не бросая своего дела.

И когда

Сошло на нет пламя,

(Мы у речки — до утра сели),

О горячие его камни

Мы ладони

На ветру грели…

Герой этого стихотворения собирал камни, чтобы потом, в утреннюю стужу, они согрели людей. Столь же предусмотрительным, «заботливым на будущее» в работе с людьми оказался и Селезнёв. Как классический отец семейства.

Глава 8

Он в меня верил

— У нас с Геннадием Николаевичем была небольшая разница в возрасте, я немного моложе, но мне ни разу даже в голову не пришло назвать его Гена. Он был для меня только Геннадий Николаевич. — Эти слова принадлежат Николаю Долгополову, в те годы журналисту «Комсомольской правды».

Николай Михайлович — сын знаменитого советского журналиста Михаила Николаевича Долгополова, который когда-то начинал свой путь в журналистику в совсем юной газете «Комсомольская правда». М. Н. Долгополов присутствовал в качестве журналиста на Нюрнбергском процессе, водил знакомство, кажется, со всей творческой интеллигенцией Москвы и мира.

Сын прекрасно рассказал об отце в своей автобиографической книге «Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля».

Но был у Николая в жизни случай, когда имя отца едва не помешало ему стать сотрудником «Комсомолки», о чем он рассказал мне в интервью:

— Я провел в «Комсомольской правде» много лет. Первый мой материал был опубликован 23 ноября 1973 года. Но в штат был принят только в конце апреля 1975 года, потому что один из замов главного посмотрел, что я мальчик, который родился на улице Горького, и это его очень смутило.

— Фамилия твоя и отчество смутили?

— Да, именно это ему и не понравилось. «Сын знаменитого журналиста? Будет барчук. Да еще за границей, в Иране, после института работал? Белоручка! Он что, в наборный цех пойдет дежурить с типографской краской на каждом станке и столе?» И очень долго меня мурыжил.

Обойдя этого человека, Володя Снегирёв, мой товарищ до сих пор, сразу пошел к Виталию Игнатенко, который тогда был первым заместителем главного. Тот вызвал меня и сказал: «Будешь работать. Давай!» Он сам решал все вопросы.

Никогда не забуду некоторых вещей, которые произошли потом в моей личной жизни. Незадолго до прихода Геннадия Николаевича я должен был ехать во Францию собкором газеты «Комсомольская правда». Но я честно поступил, сказав, что не поеду, потому что хочу разводиться. И развелся. В то время неженатых людей за рубеж не посылали. Но если человек был не просто не женат, а