Шрифт:
Закладка:
Я не понимал, открыты глаза или нет. Жует мой поганый рот или уже наелся. Отравила меня старуха или помогла. Все, что я знал, так это то, что, если сейчас же все вокруг не заткнутся, я взорвусь и сойду с ума.
А еще я представил, что случится с человеком, если принять настойку внутривенно».
– Мне так жаль. Не представляю, насколько это страшно – быть прикованным к постели и не иметь возможности даже говорить. Вы молодец, что не сдаетесь.
– Опять ошибаешься.
– Что это значит? Ошибаюсь в чем?
Он промолчал и не моргнул.
«Антонина Васильевна читала молитву вслух. Она с выражением произносила каждое слово, усиливая интонацией фразу “Господи, помилуй”. Монотонно распевала, приговаривала. У меня кружилась голова.
– Господи, помилуй.
Старушка тихонько говорила “спи, мой хороший”, и мое тело, словно по команде, засыпало.
Сквозь сон мне казалось, что я слышу, как монотонно беседуют, прерываясь на короткую рекламу, ведущий со своим ученым гостем. Мне казалось, что однажды мое тело поправится и я стану свободным. Так действовало лекарство. И мне было страшно от мысли, что из-за непроверенного старушечьего волшебного зелья вдобавок ко всему я потеряю еще слух и разум.
– Господи, помилуй. Аминь.
Установилась тишина. Или старушка замолчала, или мое тело перестало слышать.
Последняя лазейка продлить свое существование в эзотерическом пространстве словно заколачивалась крепкими бревнами, покрывалась мхом, унося с собой последнюю надежду. В тот момент я был уверен, что мне никогда не выбраться из клетки».
– Но вы справились. Ты справился. Медлен-но, но верно тело восстанавливается. Речь вернулась. Я, конечно, не врач, но мне кажется, это совсем не мало. Нужно больше времени.
– Времени у меня полно, а вот терпение на исходе. Я каждый день заставляю свое тело пошевелиться. Шелохнуть хотя бы крохотной волосинкой на руке. Часами усердно выполняю каждую рекомендацию философа-экстрасенса-эзотерика-психолога с твоего надоевшего радио.
– Нельзя унывать. Нужно признать, что ты добился большого, нет, огромного прогресса. Ты молодец.
– Все, чего я добился – бесполезное коротание времени.
– Как мне тебя подбодрить? Мне так хочется помочь. Может, тебе чего-то нужно, может – что-нибудь купить?
– Пустое. Я мечтаю только о том, чтобы взглянуть на могилу Лины и как следует попрощаться с сыном.
Он начал часто моргать и странно дышать. Его глаза вертелись в разные стороны. Рамуте решила, что Руслан так плачет. Но приступ не прекращался. Она вспомнила, что говорила старушка, поднесла кружку и напоила больного. Это не помогло, он продолжил хрипло всхлипывать.
– Мне не вылечиться, – произнес он.
Его приступ прекратился так же внезапно, как и начался. Возможно, подействовала вода.
– Не покинуть эту тюрьму. Никогда.
– Руслан, что это было?
– Я тебя напугал?
– Нет. Немного.
– Извини. Такое случается. Не бойся, если повторится, дай воды и подожди минуту.
– Поняла. – Она посмотрела на кружку.
– Спрашивай. Не бойся, все в порядке. Я готов продолжить.
– Ладно. Руслан, а ты случайно не знаешь, где найти Арта? Артура. Журналиста, нашего общего знакомого. – Она попыталась сменить тему и заговорила бодрым голосом.
Он моргнул дважды.
– Ясно. Руслан, если честно, мне немного неловко продолжать интервью.
– Из-за приступа?
– Наверное, да. Мне кажется, мои вопросы спровоцировали… Давайте лучше сменим тему и поговорим о чем-нибудь другом? О чем-нибудь приятном.
Он моргнул.
– Расскажи о себе.
– Ладно. Что тебя интересует?
Рамуте подумала, что сейчас услышит что-нибудь типичное, типа, а есть ли у нее парень или не хотела бы она поужинать вместе.
– Почему ты сказала, что больше не работаешь ведущей?
Рамуте скроила ухмылку. И она не совсем так сказала. Она лишь упомянула.
– Восхищаюсь твоей памятью. Хотела бы себе такую.
– Ошибаешься. Так что? Не ответишь?
– Почему же. Отвечу. Теперь я помощник следователя, – произнесла она, удивляясь ноткам гордости в своем голосе.
Глаза Руслана замерли, уставившись на ее нос.
– Даже не помощник, а скорее, я консультант-психолог, криминалист, что-то вроде того. Если честно, не до конца еще разобралась. Так называемый профайлер. Если обобщить – помогаю расследовать убийства.
– Убийства?
– Да. Сейчас как раз занимаемся поимкой серийного маньяка. – Она развела руками. – Черт, звучит, словно я хвастаюсь, – засмеялась Рамуте.
– Маньяка ловите?
– Да. Понимаю, звучит дико. Какие серийники могут быть в нашем захолустье?
– Это точно.
– Но факт остается фактом. Есть.
– Любопытно.
– Да? Хочешь, расскажу?
Он моргнул. И тут Рамуте прорвало.
Под удивленные моргания парализованного она принялась с азартом рассказывать о ходе расследования, о своем новом опыте, об участии в настоящем расследовании. О Роберте и Федоре, об их разногласиях. О собственноручно составленном психологическом портрете убийцы, о неоценимой пользе и услуге, которую оказала полицейским, согласившись помочь.
Когда она вышла от Руслана, на улице было темно. Рамуте не заметила, как весь день провела в гостях.
Уставшая, но удовлетворенная Рамуте вернулась домой. Она по привычке взяла телефон, решая, кому позвонить, но убрала его на полку. Сегодня обойдется без секса.
Она включила приемник, настроила его на свою волну. Классическая музыка наполнила комнату. Звучала музыка Чайковского. Это Рамуте знала, несмотря на свою нелюбовь к подобной музыке.
Она налила бокал вина, залпом выпила и села в кресло у окна. Столько событий произошло всего за один день. Рамуте потянулась за сигаретой, но передумала, закрыла глаза и провалилась в сон.
– Срочно. Женщина. Двадцать четыре года. Беременная. Большая кровопотеря…
– Живо-живо!
Рамуте услышала незнакомые голоса. У нее перед глазами, на потолке, пронеслись бледные полоски с лампами дневного освещения.
– Состояние тяжелое.
Она захотела посмотреть в сторону, но не смогла повернуть голову. Она почувствовала вкус пластмассы. Почувствовала, как колышется полупрозрачная пластиковая трубка, присоединенная к маске на ее лице.