Шрифт:
Закладка:
У Долгих еще терпежу хватило, пока родня водку допьет да пока разойдется. Бурцева, правда, мамой клялась, будто промеж ней и «племянником» ничего не было, но Долгих все равно на этом «племяннике» душу отвел...
Вот когда Мальцев с этим Юркой Долгих разбирался, возьми да ляпни в простоте душевной: подруге надо было засветить за то, что вас двоих стравила, а мужик здесь дело десятое!
Майор Носов кивнул:
— Ну вот все понятно, одно не ясно: машинка-то здесь похищенная при чем?
— А по самому больному месту ей и засветил!
Долгих после того как «племянника» отчистил, от Бурцевой в одном пиджачке ушел, к соседу же, а ключ-то от ее квартиры у него остался. Вот он на другой день без нее, без Бурцевой, к ней заявился, пальто и шапку забрать. А знал уже, что она шитьем прирабатывает. И подумал: вот я тебе заделаю козу! Прихватил машинку и в снег ее зафуговал, поближе к реке. Пусть, мол, подружка помечется, а уж потом притащу.
Бурцева домой заявилась — машинки нет. Не долго думая — в милицию: кража!
Майор Носов помолчал, отодвинул от себя принесенную Мальцевым папочку.
— И что же ты от меня хочешь?
— Не дело ему опять в зону идти.
— Да? А с фактом как быть?
— С фактом хуже... — Димка выложил на столик перед собой «Комментарии к уголовному кодексу». — Вот тут сказано, что если вещь взята без корысти и с намерением вернуть ее потерпевшему...
— Что ты мне закон под нос тычешь? То ли я его не знаю?
— Но, Николай Иваныч, Долгих сейчас посадить — дважды два! А ведь мы не только карать, но и помогать, воспитывать должны...
— Да? И где ты этому выучился?
— Так все же заборы этими лозунгами заклеены!
— Насчет заборов это ты верно подметил... — Майор Носов впервые улыбнулся. — Если бы хоть половина того, что в лозунгах понаписано, на деле делалось... Значит, считаешь, можно в возбуждении дела отказать?
— Не считаю, а посоветоваться пришел.
— Начальник угрозыска что тебе сказал?
— У нашего Мазуренко одно на уме: «Брось его на кичу, тайгу полоть!»
— И где ты таких слов нахватался?
— Так это не я, это Мазуренко.
— Хорошо. Оставь материалы. И имей в виду, Дима: в неудобном положении окажешься. Непосредственного начальника игнорируешь — раз. Невинного сутки в камере продержал — два. Взыскание, считай, себе обеспечил...
— Ну что вы, Николай Иваныч, при чем тут взыскание? У Долгих судьба рушится...
* * *
Был уже двенадцатый час ночи, когда милицейский УАЗик остановился на окраине города у заснеженного обрывистого берега реки. В машине находилось пятеро: водитель, Мальцев, Долгих и двое дружинников. Дружинников Мальцев пригласил как понятых и в тайной надежде, что помогут искать, но те свое дело тоже знали и, нарочито громко позевывая, многозначительно поглядывали на часы: их товарищи давно разошлись по домам. По виду «добровольных помощников» и шофера было ясно, что выходить из теплой машины в заснеженную ночь им совсем не хотелось. «Ладно, — решил Димка, — поищем вдвоем. Если верить Долгих, машинка должна быть неподалеку. Хорошо хоть луна ясная».
Они по снегу соскользнули с обрыва и вошли в чернеющий в темноте кустарник. Пробираясь сквозь кусты и сугробы, Димка тотчас же ощутил в ботинках холодное похрустывание снега, а его старенькое — еще отец носил! — демисезонное пальтецо от мороза, казалось, начало потрескивать. Впереди на фоне темной паутины кустов по колени в снегу смутно колыхалась сутулая фигура Юрки Долгих. «Замело, твою мать... — хрипло чертыхался он. — Где-то же здесь она, стерва, сюда я ее с обрыва фуганул...»
Мальцев и Долгих то уходили, вспахивая снег, от обрыва, то снова приближались к нему. Время шло. Холод становился совсем уж нестерпимым... Вдруг Долгих заорал во всю силу легких:
— Вот она, зараза! Вот она, родненькая!
Пошли назад. Теперь впереди оказался Димка. «А ну как он меня сзади машинкой по голове наладит? — оглянувшись на высоченного Юрку Долгих, спохватился Мальцев. — Надо бы как-то местами поменяться. Но тогда пыхтящий позади Долгих сразу догадается, что боюсь его... Да и чего ему вдруг махаться захочется?» Мальцев наконец поднялся по снежному откосу наверх и, прислушиваясь к натужному сопению чуть отставшего Долгих, уже не чувствуя ног, пошел к черневшей машине.
Радостно зашевелились, уступая место, дружинники, фыркнул двигатель, и УАЗик, вспарывая лучами темноту, рванулся с места...
В неправдоподобно теплом кабинете глубокой ночью оформили протокол, пощелкали машинкой — исправная. Покурили...
— Досыпать в КПЗ пойдешь, или еще в городе знакомые есть? — спросил у Юрки Долгих Мальцев.
— Ну ее, эту вашу камеру, — отмахнулся тот. — У корешей перекантуюсь.
— Твое дело. Распишись в постановлении об освобождении и гуляй. За документами днем придешь: у майора Носова они, понял?
— Годится, — тряхнул головой Долгих и вышел из кабинета.
* * *
Минула неделя. Юрка Долгих в горотдел за документами так и не пришел. Мазуренко, начальник угрозыска, нетерпеливый и желчный, каждое утро вежливо осведомлялся у Мальцева, не получил ли товарищ инспектор весточки от сбежавшего преступника? Так сказать, персонального привета? Или благодарности за проявленное ротозейство и слюнтяйство? Мальцев в душе ожесточился, упреки слушал с горечью. Он не понимал, что такое могло случиться с Долгих? В одно верил: никакого преступления за Долгих по тем материалам не было. И отпустил его тогда правильно... Но майора Носова обходил далеко стороной: почему-то становилось нестерпимо стыдно...
На восьмой день, прямо с утра, Мазуренко собрал отделение, сказал, неотрывно глядя в лицо растерявшегося Мальцева:
— Вчера вечером двое стервецов подпоили в «Ромашке» гэпэтеушника, пошли к нему домой, там еще выпили поллитровку, а как подросток уснул, мазурики унесли из квартиры всякое барахло. Соседка по подъезду видела, как мазурики спускались
