В начале 1078 г. бездарный император Михаил VII Дука был свергнут Никифором III Вотаниатом, стратегом[136] фемы Анатолик (район Амория во Фригии)[137]. Чтобы победить своего соперника, Вотаниат вербовал во множестве тюркские банды. Эти тюрки захватывали с ним и для него города Геллеспонта, Пропонтиды и Босфора: Кизик, Никею, Никомедию, Халкидон, Хризополь. Так они впервые обосновались в Никее: в качестве императорского гарнизона, как наемники Вотаниата (1078). Но эти странные стражники очень скоро превратились в хозяев. Их банды, сновавшие по стране, нападали на мелкие мирные вифинские городки, облагали данью деревни, перерезали коммуникации между Константинополем и внутренними районами Малой Азии. В Хризополе, куда тюрки вошли чуть ранее, они еще в 1078–1079 гг. жили в лагере и в шатрах. Оттуда они через равнину дошли до Никеи. В Никее, куда они вступили, как друзья, без борьбы, они уничтожили либо изгнали почти все христианское население. С конца 1078 г. командование тюркского гарнизона Никеи начало оказывать сопротивление так бездумно впустившему их в город Вотаниату. Вскоре нашелся благовидный предлог для мятежа против него: в Ионии появился новый претендент на византийский престол, Никифор Мелиссен. Никейские тюрки выступили на его стороне против Вотаниата и, прикрываясь его именем, продолжили борьбу против Византии (1081).

Как и Вотаниат тремя годами раньше, Мелиссен без колебаний обратился за помощью к сельджукам. Он заключил с их предводителем Сулейманом ибн Кутулмышем договор, который, с учетом общей ситуации, представлял собой настоящую измену христианству. По утверждениям некоторых хронистов, в то время как Сулейман обещал Мелиссену предоставить войска для захвата Константинополя, Мелиссен якобы уже заранее уступал Сельджукиду половину городов и провинций, которые предстояло отвоевать у Вотаниата. В действительности нам неизвестно, существовало ли в договоре данное условие. Но реальность оказалась еще хуже. Мелиссен, выступив из района Кос с новыми сельджукскими бандами, повел их захватывать — на этот раз окончательно — Никею и все побережье Вифинии от Хризополя до Кизика, где на их сторону, естественно, перешли размещенные Вотаниатом тюркские гарнизоны (1081).

В это время тюрки Сулеймана еще действовали, по крайней мере теоретически, как союзники византийского претендента. Но когда несколько недель спустя Мелиссен покорился Алексею Комнину, ставшему единственным василевсом, Сулейман и его тюрки отказались признать нового императора и, не став прикрываться именем какого-нибудь нового претендента, оставили себе Никею и все города Вифинии, куда Мелиссен так неосторожно впустил их следом за Вотаниатом. Вероятно, именно тогда Сулейман официально сделал своей резиденцией Никею, которая, таким образом, около 1081 г. стала первой столицей будущего малоазийского тюркского султаната, который просуществует более двух веков (1081–1302). В это же время византийцы потеряли Никомедию (Измит), которую император Алексей Комнин сумеет возвратить лишь после смерти Сулеймана (ум. 1086). На Эгейском море тюрки захватили Смирну, в которой в 1081 г. правил эмир Чакан, дерзкий авантюрист, который построил свой флот и завладел островами у азиатского берега[138].

Действительно, члены династии Сельджукидов были не единственными тюркскими вождями, воспользовавшимися этим общим развалом. Так, на северо-востоке полуострова, в Каппадокии, вокруг Кайсари, Сиваса и Амасии сложился могущественный эмират другого тюркского дома — Данишмендидов — первоначально независимый от Никейского государства Сельджукидов. Возникновение множества местных эмиратов, одновременно созданных различными тюркскими бандами, которые, присоединившись к нашествию сельджуков и прикрываясь именем Сельджукидов, действовали каждая в своих собственных интересах, крайне затрудняло христианское контрнаступление: во времена крестовых походов анатолийские крестоносцы Раймона де Сен-Жиля, графа де Невера, Гийома IX Аквитанского и Вельфа IV Баварского в 1101 г. потерпели поражение от этого тюркского феодального муравейника в Галатии, Пафлагонии и Каппадокии[139].

Отметим, однако, вместе с Ж. Лораном, что, если на момент вступления на престол Алексея Комнина в 1081 г. тюрки были фактическими хозяевами Малой Азии от Евфрата до Мраморного моря, это вовсе не было результатом методичного, политического, организованного завоевания. Ничего общего с тем, как Сельджукский султанат действовал в Иране при Тогрул-беке, Алп-Арслане и Малик-шахе. Местные эмиры, такие как Чакан в Смирне или Данишмендиды в Каппадокии, похоже, не подчинялись Сельджукиду Сулейману ибн Кутулмышу, эмиру Никеи: «Румский султанат» с родом Сулеймана на троне будет создан его сыном Кылыч-Арсланом после 1092 г. «А в 1081 г., — как пишет Ж. Лоран, — тюрки были еще лишь бродягами-грабителями; их поселение в окрестностях Никеи было результатом не целенаправленной и продуманной политики, а счастливой случайности, вызванной слабостью и внутренними раздорами византийцев. За этим случайным исключением, они еще занимались тем, что пересекали во всех направлениях и грабили Западную Азию, христианское население которой либо договаривалось с ними, либо спасалось за стенами своих городов, но почти всюду оказывало сопротивление вторжениям»[140]. Вероятно, большая часть побережья Черного моря с Трапезундом[141] и южный берег Малой Азии до Киликии по-прежнему оставались под властью Византии. Более того, в то время как расположенная близ Мраморного моря Никея с 1081 г. была захвачена турками, на севере Сирии и даже на противоположном берегу Евфрата Антиохия и Эдесса по-прежнему находились в руках византийских гарнизонов или армянских вождей, номинально являвшихся подданными Византии; Антиохия — до 1084 г., Эдесса — приблизительно до 1087 г. В самом сердце Анатолийского плато, в то время, когда предательство Мелиссена отдало Сулейману ибн Кутулмышу остров Мармару, еще держались многие крепости. Точно неизвестно, когда капитулировала Конья (древний Иконий), будущая столица малоазийских Сельджукидов: между 1072 и 1081 гг. или, как утверждает Казвини[142] в «Тарих-и гузидэ», только около 1087 г.

Однако очень скоро даже самые хорошо укрепленные города вынуждены были капитулировать, потому что местность вокруг них была опустошена частыми набегами тюркских банд. «Страна опустела. С уходом тюрок жители разбегались, опасаясь их возвращения. За несколько лет Каппадокия, Фригия, Вифиния и Пафлагония потеряли бо́льшую часть своего греческого населения. Долины и поля, протянувшиеся от Кесарии и Севастии до Никеи и Сард, почти опустели, и счастливые тюрки разгуливали по ним со своими стадами и шатрами, как в пустынях, из которых они пришли»[143]. Добавим к этому, что некоторые тюркские вожди, похоже, научились ловко использовать социальные проблемы анатолийского населения. Значительная часть жителей деревень попала в зависимость от богачей, и многие поместья обрабатывались рабами. Сулейман ибн Кутулмыш объявил их свободными при условии уплаты незначительной подати, чем завоевал их горячие симпатии.

Эти детали объясняют последующую судьбу византийской реконкисты при Комнинах. В оставшихся земледельческими и городскими районах побережья, в Вифинии, Мизии, Ионии, Лидии, греческое население выжило, испытав шок тюркской оккупации, которая, впрочем, уже носила характер правильной политической организации. По двум этим причинам и реконкиста Комнинов, и Первый крестовый поход, ставший ее оружием, смогли изгнать