исконно-человеческими, духовные позывы, моральные стремления, все прочее – это не более чем реализация нашей возможности выбора. Знаете, как устроена рулетка? Такое колесо с цифрами, а по нему бегает крохотный шарик… Так вот, это модель человеческого разума в миниатюре. Конечно, у нас в голове все устроено на порядок сложнее, но принцип тот же.

– Но мы способны мыслить, – неуверенно сказал Герти. – Разве не это делает человека человеком? Мы можем размышлять, делать выводы, анализировать, чувствовать, наконец…

– Ну, чувства-то тут не играют никакой роли, это всего лишь контуры восприятия. Что же до мышления, это тоже перманентный процесс выбора из неисчислимого множества вариантов, направляемый нашими биологическими особенностями. Каждую миллисекунду времени мы делаем множество выборов, сами того не замечая.

– Для того чтобы сделать выбор, достаточно подкинуть монетку. Не хотите же вы сравнить…

Мистер Коллуотер молча достал монетку, потертый медный пенс. Он подкинул ее один раз, и монетка прыгнула к окну. Мистер Коллуотер поднял ее и подбросил еще раз. Звенящий медный кружок шлепнулся ему на ладонь.

– Решка, – сказал он, поглядев на нее.

– Один из двух вариантов, – заметил Герти. – Несложно догадаться.

– Киньте миллион монеток, мистер Уизерс. Киньте миллион монеток одновременно. И посмотрите, что выпадет.

– То есть вся невозможность создания человекоподобного автоматона упирается в то, что вы пока не можете подкинуть так много монеток?

– Суть проблемы глубже, а сама проблема имеет куда более сложную структуру, но в целом можно выразить это и так. Для того чтоб у автоматона появилась хотя бы гипотетическая возможность симулировать мыслительный процесс, требуется программа необычайной сложности и объема. К примеру, наша лучшая модель автоматона-садовника на данный момент имеет программу, которая, если ее размотать с валика, составит в длину где-то сто двадцать ярдов[60]. И это на специальной тончайшей рисовой бумаге. Этой программы хватает садовнику, чтобы выполнять нехитрые операции по прополке и подрезке, но даже с ней он не в силах различать, к примеру, дни недели. Можете себе представить объем, необходимый для того, чтоб автоматон стал разбираться в социальном устройстве человеческого общества и действовать нужным образом?

– Ну а если, допустим, это ограничение может быть обойдено? Возможно ли создание подобной программы, если объем перестанет быть критическим фактором?

Мистер Коллуотер задумался. Мысль его была глубока и перекатывалась по лбу парой морщин подобно океанским волнам.

– Разумеется, подобной программы не существует. Но есть некоторые… скажем так, наработки в этой области. Ничего особенного, лишь фонтанирование теоретической мысли, обычное среди нашей ученой братии. Некоторые основополагающие концепции разработаны еще Джорджем Буллем[61] в старую эпоху. В свое время их дополнил и углубил Джон Венн[62], причем сделал несколько фундаментальных открытий в этой области. И еще этот молодой человек, как его… Рассел[63]. У него была пара весьма любопытных предположения из области логики.

– То есть это возможно? – нетерпеливо спросил Герти.

Мистер Коллуотер досадливо поморщился, даже плечо дернулось.

– Это теоретически допустимо, и только. Повторяю: теоретически. Но это не значит, что подобный автоматон на самом деле может быть создан. По крайней мере, не на нашей фабрике. До того момента, когда мы сможем создавать мыслящих автоматонов или по крайней мере столь сложных, чтоб походить на людей, пройдет… не знаю, может, сотня лет.

– Раз допустимо, значит, это возможно, – твердо сказал Герти. – Это то, что мне требовалось узнать. У меня есть еще один вопрос.

– Слушаю.

– Если такой автоматон будет создан в ближайшее время, каким образом его можно будет отличить от человека?

Мистер Коллуотер молча уставился на Герти.

– Вы, кажется… э-э-э… излишне всерьез воспринимаете возможность существования столь сложного автоматона. Я сказал вам всего лишь о том, что теоретически возможность его создания не закрыта. А вы уже требуете метод отличать его от человека. Это… кхм… весьма, я бы сказал, поспешно с вашей стороны. Даже лучшие автоматоны модели «Д» – мы прозвали их Диогенами – в сотне миль от подобного прогресса.

– Не обращайте внимания, – отмахнулся Герти. – Считайте это теоретическими изысканиями. Разумеется, подобного автоматона не существует. Каким методом следует воспользоваться, чтобы обнаружить автоматона, который по всем признакам внешне неотличим от человека?

Мистер Коллуотер достал из кармана портсигар, в задумчивости покрутил его и даже достал папиросу. Потом спохватился и спрятал его обратно.

– Вы, по всей видимости, очень увлеченный человек. Это похвально. Наука автоматизации движется как раз усилиями увлеченных людей. Я не могу подсказать вам метод определения человека, мистер Уизерс. Единственное, я надеюсь на то, что ваша увлеченность не подскажет вам того метода, который применять недопустимо. Я говорю о методе Тьюринга[64].

– Кто такой этот Тьюринг? – не понял Герти. – Он разработал метод, как отличить человека от автоматона?

– Можно сказать и так. Юлиус Мэтисон Тьюринг, чиновник из Чхатрапура. Он сделался печально известен несколько лет назад. Бедняга был психически болен. Одержим тревожными и навязчивыми состояниями. Тогда мы только начинали производство автоматонов, и слух об этом, вероятно, достиг Индии. Мистер Тьюринг окончательно повредился в уме. Вздумал, видите ли, что его окружают автоматоны, замаскированные под людей. Он тоже был по-своему увлеченным человеком и разработал собственный метод. К несчастью, он успел перейти к практическим испытаниям этого метода до того, как попал в руки врачей.

– И в чем заключался его метод? – в волнении спросил Герти.

– Мистер Тьюринг резонно рассудил, что в голове у автоматона должен быть механизм с валиком. Поэтому простейший способ отличить автоматон от человека – посмотреть, что находится внутри головы. Для этого он воспользовался револьвером Энфилда. И успел подвергнуть этому «методу» пять или шесть человек. С тех пор и появилось выражение «метод Тьюринга» или даже «тест Тьюринга» – выражение, имеющее распространение преимущественно среди инженеров-автоматизаторов, печальное и вместе с тем ироничное. В переносном значении оно подразумевает совершение решительных действий, рожденных из неверной, хоть и по-своему логичной, предпосылки.

Герти побледнел.

– Такой метод не приходил мне в голову.

– Это хорошо, – сказал мистер Коллуотер, все еще глядевший на него внимательно и настороженно. – Надеюсь, до него и не дойдет. Иногда люди увлекающиеся не сразу понимают, сколь далеко завели их собственные мысли… Во всем надо ценить меру.

– С этим не будет трудностей, – слабо улыбнулся Герти, прощаясь. – Мы в Канцелярии всегда очень осторожно относимся к подобным вещам.

* * *

Возвращаясь в «Полевой клевер», Герти дважды чуть не угодил под локомобиль и один раз едва не оказался сбит гужевой повозкой, сам того не заметив. Новые мысли зудели беспокойно и навязчиво, крутясь на валике его разума, проворачивались бессчетное количество раз и сменяли друг друга.