наиболее чувствительных каналах распада: бозон Хиггса – на два W-бозона, на два фотона и на четыре лептона. При массах близких 125 ГэВ мы видим явный пик, очень похожий на тот, который мы ожидали бы увидеть, если бы там появился бозон Хиггса. Статистическая значимость пика не так высока, чтобы можно было сказать: мы его поймали. Вероятность, что это просто фоновая флуктуация – один против ста, и она все еще слишком велика, чтобы делать объявление об открытии. И нам никак не удается в достаточной мере исключить такую возможность в наших данных.

После меня слово взяла Фабиола. Ее сообщение было сухим и коротким: “Мы видим то же самое”. Вот и все. Просто мороз по коже. Мы переглядываемся и не можем скрыть свои эмоции. Нам понятен смысл переживаемого момента. Мы оба уверены: это он. Мы знаем, что вероятность появления одинаковой злокачественной флуктуации в одной и той же точке, в одних и тех же каналах при высокой разрешающей способности исключительно мала.

Но если бы кто‑то сейчас, проходя мимо, взглянул на нас четверых, сидящих за столом в кабинете Рольфа, он вряд ли бы догадался, что речь идет об открытии века. Правда, глаза у нас сияют, но это единственное, что отличает нынешнее совещание от множества прочих.

Мы сосредоточенно обсуждаем возможную дату семинара, на котором будут сообщены наши результаты. Выбор падает на 13 декабря, вторник. Надо будет позвать прессу и позаботиться о том, чтобы все прошло скромно и сдержанно. Да, два эксперимента на LHC дали схожие результаты вблизи значения 125 ГэВ, но это еще не повод делать поспешные заявления. В последующие месяцы мы соберем больше данных; опасности, что мы пропустим этот сигнал, пока еще довольно слабый, нет; так что не будем пока на этом спекулировать.

Тут же было единогласно решено, что мы не станем объединять два наших результата. В 2012‑м оба эксперимента будут продолжать независимо работать по сбору данных, и к концу года мы объявим об открытии – тогда, когда в них обоих сигнал усилится до такой степени, что рассеются последние сомнения. Подобная стратегия убережет нас в случае развития событий по маловероятному, но все же возможному сценарию – что все то, что мы видим сегодня, всего лишь еще одна статистическая флуктуация.

После стольких лет бескомпромиссного состязания, гонки, в которой надо прийти первыми, и страха отстать мы осознаем, что достигнем финиша одновременно, словно два марафонца из одной команды.

Уже больше половины одиннадцатого. Наше заседание, начавшееся в девять утра, несколько затянулось, а у каждого из нас полно забот. Мы прощаемся и выходим из кабинета Рольфа, но, едва оказавшись за его порогом, мы с Фабиолой, мучимые любопытством, понимаем, что нам еще надо многое обсудить, и усаживаемся за маленький стеклянный столик на площадке перед лифтом. Теперь мы можем себе это себе позволить: много лет мы были корректны и дисциплинированно не говорили о служебных делах, но настал момент, когда можно выложить все карты. Остаток утра мы обсуждаем фильтры, использовавшиеся при отборе сигналов в наших двух экспериментах, результаты, полученные в различных каналах распада, и наиболее заметные из наблюдавшихся нами событий. Мы в прекрасном настроении, и проходящие мимо люди смотрят на нас удивленно, наверняка думая про себя: “Что такого интересного могут столь долго обсуждать спикеры CMS и ATLAS? И почему они такие веселые?” Что ж, скоро их любопытство будет удовлетворено.

В сердце ночи

Мы должны были объявить о том, что видели, спустя несколько дней, и это было тревожное время. Проверки продолжались; в коллаборации шли бурные споры. Я не мог рассказывать о том, что знал про ATLAS, так как было решено, что каждый из нас будет хранить молчание о результатах другого, – хотя бы просто потому, что эти результаты могли в любой момент измениться. Тесты повторялись, и если бы провалился хоть один из них, картина сразу бы принципиально поменялась.

У нас в CMS полно молодых исследователей, с восторгом относящихся к получаемым нами результатам, но за тем, что происходит вокруг бозона Хиггса, следят и более опытные физики. Как только появились первые намеки на успех, я поговорил с глазу на глаз с каждым из отцов-основателей эксперимента – и прежде всего с Мишелем Делла Негре и Джимом Вирди, – чтобы спросить их совета и разделить с ними ответственность. И я не только заручился уверенной поддержкой каждого из них, не только услышал много ободряющих слов, но и получил несколько очень дельных предложений о том, что делать дальше.

Это может показаться странным, но, когда я пригласил к дискуссии всю нашу коллаборацию, то сразу столкнулся с опасениями и серьезными возражениями. Известие о том, что наши результаты будут представлены публично, вызвало жаркие споры. Среди коллег оказалось немало тех, кто не в полной мере доверял этим результатам; были и такие, кто открыто подвергал их сомнению. В большинстве случаев этот скептицизм объяснялся вполне понятной осторожностью: сигналы были еще слишком слабыми; мы не знали точно, с чем именно столкнулись; а вдруг это снова какая‑то статистическая флуктуация… и я даже не мог рассказать, что и на ATLAS видят то же самое и что поэтому все выглядит значительно более убедительно. Но некоторые коллеги все еще пребывали в плену старых установок: “На 125 ГэВ нет никакого сигнала, это просто фоновый шум”, “Масса бозона Хиггса 115 ГэВ, мы его уже открыли на LEP. Это ложный сигнал”. Наконец, хватало и банальных проявлений мелкой зависти, и косых взглядов со стороны тех, кому не удалось справиться с собственным эго. Профессия ученого не спасает от человеческих слабостей. Кое-кто без обиняков говорил мне: “Я отдал бы двадцать лет жизни, лишь бы оказаться в такой момент на твоем месте”.

Чем ближе была назначенная дата семинара, тем больше людей появлялось в моем кабинете со словами: “Надо дать задний ход. Ты подвергаешь CMS огромному риску”, “В данных нет ничего, что указывало бы на присутствие бозона Хиггса”, “Ты берешь на себя огромную ответственность, демонстрируя публике эти данные как доказательство открытия. Тебе придется расплачиваться за последствия”. Я понимал, что если все лопнет, как мыльный пузырь, то многие накинутся на меня – и я один буду во всем виноват; и наоборот: если дело таки завершится открытием бозона Хиггса, то мои нынешние критики сделают все, чтобы на финише выглядеть главными. Таковы уж условия игры, и кому как не нам, спикерам, знать их лучше других.

До семинара оставалось чуть больше недели, когда меня посреди