И в ответ я был не менее лаконичен: «Будет исполнено, ваше императорское высочество».

Глория… Конечно, она начала со слов, которыми совершенно всегда начинала наши беседы: с указания на то, что у меня нет совести. Злилась, что я за вечер так и не ответил ей и даже не прослушал сообщения. Вот что мне ей ответить сейчас? Что на Небесах проблемы со связью, по крайней мере земной? Такой ответ повлечет еще больше вопросов. Впрочем, меня это не сильно смущало, и я сказал: «Извини, был в гостях у Артемиды — богини проставлялись за новые храмы и решения проблем с Громовержцем, а там, в божественных хорах, сама понимаешь, эйхосы не в моде». Вряд ли императрица правильно истолкует слово «проставлялись», но уже сказал. Потом смягчился, произнес для нее несколько приятных слов, которые любят слышать женщины, пообещал зайти, как буду во дворце.

Лишь после того, как отправил сообщение, понял, что сглупил: ведь во дворце я буду сегодня — Филофеевич вызвал. Но на сегодня у меня иные планы: встретиться с Ольгой; согласовать с Элизабет вопросы по нашей предстоящей прогулке на ее родину, после Дениса Филофеевича, если информация от него будет важной, переговорить с Бондаревой. Еще бы найти время на перевод Свидетельств Лагура Бархума, ведь я уже подобрался к той самой важной части, где должна открыться указания о месте нахождения Комнаты Знаний. Эти сведенья хотелось бы получить пораньше — до вояжа на земли Коварного Альбиона. Ведь если я буду уверен, что место расположения тайника Харвида Панадаприя мне известно, то тогда индийские свитки, те, до которых люди Уэйна добрались раньше Глории, мне станут не нужны, что во многом упростить наши задачи в Британии.

Пока я отвечал Глории, пришло сообщение от Талии. Она делилась радостью, что ее князю все лучше, он уже почти владеет правой рукой и даже пытался встать, но она ему не позволила. Я обнял ее мысленно, ответил теплыми словами, пообещав, что как будет время, обязательно навещу их. Талия очень изменилась. Так иногда бывает, что большая беда в корне меняет нас. Меняет не только мысли, отношение к жизни, но даже душу. В душе начинает отмирать старое и прорастать то, чего прежде никогда не было.

Уже поднявшись на борт «Эвереста» и сев в пилотское кресло, я добрался до десерта: сообщений он ее сиятельства княгини Ковалевской. Пару минут медлил, прежде чем включить прослушку. Сам не знаю, почему медлил. В предвкушении ее голоса на мое лицо наползла улыбка. И пришел на ум забавный вопрос: мог ли тот, прежний Саша Елецкий, представить, что в его жизни будет так. Нет, я не говорю о визитах к богиням и даже к императрице. Я лишь об его отношениях с Ольгой. Я не хочу сказать, что безмерно горд, ведь я этакий всемогущий. Если смотреть на происходящее глазами Астерия, то все это просто игра. И человеческие судьбы, и судьбы империй и даже богов — все игра. Но игра очень интересная, которой живешь с огромным удовольствием. Я осуществил мечты того парня, которым стал. Я живу его жизнью, сделав ее своей. Или он живет во мне? Это сложный философский вопрос, о котором я думам много раз, и буду думать еще тысячи раз.

«Елецкий! Ты совсем обнаглел!», — обычно так начинает общение императрица, но сейчас я слышал голос Ольги Борисовны. — «Где наша вимана⁈ Куда ты на ней умотал без меня⁈ Я знаю, ты был во дворце и заходил к Глории! Но потом куда ты делся⁈ Я ждала тебя! Ждала, когда ты исполнишь свое обещание, и мы полетим за платьями! Я даже маме сказала, что проведу сегодня вечер с тобой и, наверное, буду ночевать на „Эвересте“! Даю тебе пять минут на объяснения! Только попробуй не заметить мое сообщение!».

Открывать второе сообщение моей невесты стало боязно. Шучу, конечно, но мне захотелось услышать следующие возмущения Ольги чуть позже. Действительно я виноват. Ну почему не сказал ей, что вимана стоит у храма на Гончарной, а я сам у Артемиды. С моей стороны это преступная невнимательность и надо исправляться.

Хотя руки сейчас тянулись к штурвалу, я сказал роботу-пилоту:

— Взлет. Набрать высоту 1500. Набрать и зависнуть.

Затем достал коробочку «Никольских» и прикурил, глядя в боковой иллюминатор, как уплывает вниз храм Артемиды Берегущей. Потом мой взгляд вернулся к экрану эйхоса. Помимо пока еще неоткрытого сообщения Ольги Борисовны там мерцало еще одно — от Ленской. Я выпустил струйку дыма. Ее я тоже хотел слышать. Очень.

Глава 16

Томные вздохи

Да, именно так, я хотел Ленскую слышать. Прежде, чем нажать кнопку на эйхосе, я еще раз вдохнул табачный дым, представил, как актриса сейчас скажет своим красивым, сексапильным голосом: «Здравствуй дорогой! Будь спокоен, я решила вопрос с Денисом Филофеевичем. Все сказала ему о нас, сказала, что я — твоя девушка. Он, конечно, расстроился, но пусть знает: я твоя и только твоя. Я тебя люблю» — завершит она это приятнейший монолог звуком своего поцелуя, который может делать так только Ленская.

Однако я этого не услышал. Я вообще не услышал ни единого слова. Из эйхоса исходила лишь тишина, иногда прерываемая вздохами. Они были похожи на вздохи мучения и одновременно на вздохи сексуального удовольствия. Скорее всего они исходили от Ленской, если не предположить, что ее эйхос попал в чужие руки.

Я прослушал сообщение еще раз. Еще две с половиной минуты тишины и странных вздохов. Даже возникла мысль, что Ленская дразнит меня, играясь при этом с дилдо и держа эйхос второй рукой возле рта. Было искушение немедленно ответить ей, быть может даже тем же самым. Ведь начав играть в «молчанку» в ответ на ее прошлое сообщение, я хотел показать свое недовольство, что Светлана до сих пор не сообщила цесаревичу о наших с ней отношениях. Ленская — дама достаточно догадливая, искушенная в подобных играх. Она должна была понять почему я проигнорировал ее предпоследнее послание. Однако, отвечать ей тем же самым: тишиной и вздохами с моей стороны стало бы глупым. Скажем так, не по-мужски. Я нажал кнопку и сказал:

«Свет, привет. Что там у тебя такое стряслось, что ты вдруг потеряла дар речи? Если не можешь сказать, напиши хотя бы. К чему это пустое молчание?» — вот так, в меру сухо, не пускаясь в пространные речи,