Когда ветер стих, а под тёплыми лучами солнца над землёй (в том числе и над гномами) начал подниматься пар, из дупла дятла донёсся какой-то шум. Сначала появилась одна пчела, затем другая, и вскоре они бесконечной вереницей потянулись наружу и обратно. Первым это заметил Меум.

– Смотри, Вьюнок! Эй, Тысячелист! Улей диких пчёл! Мёд! Мёд! Мёд!

Ничего гномы не любят так, как мёд. Каждое лето они бродят по берегам ручья, высматривая ульи диких пчёл, которые опустошают не хуже папоротниковых медведей.

Меум тут же сообразил, чтó надо делать. Взобраться на дерево не составляло труда – веток было предостаточно. Он снял свою курточку и с ножом Морошика в зубах полез наверх.

Проковырять отверстие в коре и древесине толщиной в несколько сантиметров не так-то просто, но благодаря многолетнему опыту Меум делал это не хуже дятла. Он трудился, не покладая рук, а пчёлы, казалось, не обращали на него никакого внимания. Возможно, им было невдомёк, что Меум, сидя на ветке, пытается забраться в их улей через отверстие с другой стороны ствола дерева (рядом с дуплом не было никаких веток, и забраться в улей через дупло не представлялось возможным); к тому же, гном был таким маленьким, что пчёлы могли принять его за птицу.

Меум трудился, вниз летели щепки, а два его товарища стояли под деревом и с нетерпением поглядывали вверх.

– Вы так усердно трудитесь, гномы, – зазвенел тоненький голосок прямо над ухом Меума, и рядом с ним на ствол дерева присела застенчивая маленькая птичка, очень напоминающая мышку, с тоненьким, слегка изогнутым клювом, похожим на иголку, и странным жёстким хвостиком, которым она для устойчивости опиралась о ствол. Это была пищуха.

– Здравствуй, Пищуха, – сказал Меум, с неохотой отрываясь от работы, – прости, нет времени для разговоров, мы просто умираем от голода. Нас выбросило на этот остров, лодку унесло прочь, и мы лишились снастей для рыбалки, – объяснил он и продолжил долбить отверстие в стволе дерева.

Ж-ж-ж! Несколько рабочих пчёл, возвращавшихся в улей с пыльцой в корзиночках на задних ножках[20], зависли в воздухе рядом с Меумом и сердито жужжали. Они заметили какую-то постороннюю суету вокруг улья и заподозрили неладное. Охрана у входа в улей насторожилась, но Меума это не беспокоило, ведь гномы, как и барсуки, невосприимчивы к укусам пчёл.

Вокруг собиралось всё больше и больше пчёл; их жужжание становилось всё громче. Пищуха торопливо удалилась, когда две пчелы сели на её пёструю спинку. Меум продолжал работать, обливаясь пóтом, капли которого падали вниз; через некоторое время его сменил Тысячелист. В конце концов им удалось проковырять отверстие в стволе и добраться до сот с мёдом.

В улье началась суматоха. Вьюнок едва мог разглядеть Меума и Тысячелиста за облаком окруживших их пчёл – те вылетели наружу таким огромным роем, что, казалось, возле улья кружится смерч пылевой бури. Наконец, Меум просунул руку внутрь и отломил кусочек хрустящих, похожих на пергамент сот, наполненных драгоценным янтарным мёдом. Он завернул соты в лист щавеля, передал его Тысячелисту, и тот первым начал спускаться вниз. Меум казался совершенно чёрным – так плотно облепили его пчёлы. Они ползали по его голове и рукам, некоторые забрались за шиворот, несколько пчёл запутались в бороде, и все они жалили гнома не переставая, но Меум и в ус не дул!

– В этом тополе всегда был пчелиный улей, – сказала Пищуха Вьюнку.

Маленькая птичка выглянула из-за ствола, и Вьюнок подскочил от неожиданности. Он ничего не ответил, потому что был страшно голоден, а запах и вид мёда сводили его с ума. У гнома текли слюни словно у голодного щенка.

– Ох, Меум, поторопись! Я так проголодался! – закричал он.

– Уже иду! – раздалось в ответ с дерева.

Меум и Тысячелист спустились на землю. Тысячелист держал в зубах свёрнутый щавелевый лист с пчелиными сотами. Он весь вымазался сладким мёдом, который стекал на его одежду, но гном был слишком голоден, чтобы обращать на это внимание.

Пока разъярённые пчёлы гудели возле дупла над головами гномов, те ели мёд в зарослях будры у подножья дерева. Они перепачкались мёдом с ног до головы: мёд склеил их бороды, стекал с лица на одежду, но каким же вкусным он оказался! Это был настоящий пир! Все прошлые неприятности уже не казались гномам такими серьёзными, как накануне. Бедные пчёлы!

* * *

Мёд был съеден очень быстро, и когда на листе щавеля оставался лишь маленький кусочек сот, на сладкое слетелись осы и стали досаждать гномам. Осы садились на бороды гномов, желая полакомиться остатками мёда, и гномам приходилось отгонять их, постоянно отмахиваясь прутиками.

Закончив трапезу и смыв с себя липкий мёд, гномы задумались о строительстве хижины. После долгих размышлений и споров было решено построить жилище на дереве. Тысячелист сказал: «Давайте построим хижину на дереве; мы не знаем, какие звери водятся на этом острове, да и жить на дереве куда интереснее, чем на земле», и это было очень разумное замечание.

Работа закипела. Сначала гномы собирали ветки, мох и листья и складывали всё это у подножия похожей на веретено сосны, единственного хвойного дерева на всём острове. Гномы выбрали именно её, потому что на это дерево можно легко взобраться – на его стволе было много веток.

Гномы – очень наблюдательные существа, и, само собой, они кое-чему научились у Белки, которая построила своё гнездо на верхушке сосны в Вороньем лесу. Хромой Вьюнок мог только собирать строительный материал, поэтому выполнение всех монтажных работ взяли на себя Тысячелист и Меум.

На высоте около двух метров от ствола сосны отходило несколько ответвлений, образуя естественные опоры для фундамента, и хижина (или, скорее, гнездо, потому что по завершении жилище выглядело как большое гнездо королька с входом сбоку) вскоре начала обретать очертания.

Для Вьюнка сделали лестницу, чтобы он мог подниматься в гнездо без посторонней помощи, хотя, конечно, Вьюнок не способен был карабкаться наверх так же быстро и легко, как остальные. К наступлению темноты дом был готов, но гномы совершенно выбились из сил, потому что работа оказалась не из лёгких. Устроившись в гнезде, гномы вспоминали о том, как в старые добрые времена жили в Вороньем лесу в гнезде Белки. Они сожалели, что теперь Белки не было рядом, ведь с таким другом жизнь стала бы гораздо веселее!

Из хижины открывался вид на серое озеро; внизу расстилалась тёмная-претёмная водная гладь,