тем сильнее мое волнение. Да, я не новичок на красной дорожке, но это какое-то сумасшествие, правда – шумиха вокруг меня. Я просто каждый раз в шоке. Не могу поверить, что стала в один ряд с теми актрисами, от вида которых у меня, маленькой, перехватывало дыхание. Гляжу из окна мерседеса на толпы приветствующего мое появление народа и просто… не верю, да.

Боже, у меня в загашнике номинация на гребаный Оскар! Я часто думаю о том, гордится ли мной отец? Или и теперь находит к чему придраться? Так жаль, что я никогда этого не узнаю.

По традиции на дорожке мы появляемся в составе съемочной группы. Нас встречают овациями, воплями и нескончаемым стрекотом камер. Отовсюду кричат: «Повернись так, сяк и эдак». Машинально принимаю наиболее выигрышные позы. Улыбаюсь приобнявшему меня режиссеру, бормочу комплименты актрисе второго плана, что оказалась с другого бока, потом меняюсь с ней местами и переключаюсь на актера, сыгравшего роль моего любовника. Когда в голове всплывает другой фестиваль…

– Асия, а теперь пару кадров со спины, чтобы был виден шлейф!

Послушно поворачиваюсь, как попросили, игнорируя тот факт, что картинка перед глазами рябит и раскачивается. Ноги гудят с непривычки. Туфли на каблуках я теперь надеваю лишь в исключительных случаях.

– Асия, правда ли, что во время съемок у вас завязался роман?

Стандартное «Без комментариев». Имидж самой скрытной актрисы современности закрепился за мной случайно. Просто я хотела максимально отсрочить момент, когда пресса прознает о наличии у меня сына. С тех пор ничего не поменялось, но признаю, что теперь мы специально придерживаем даже ту информацию, которую можно было бы озвучить, подогревая интерес к моей фигуре среди поклонников во всем мире. И это дает свой результат – этот самый интерес просто беспрецедентный.

Перевожу взгляд с камеры на камеру, давая шанс едва ли не каждому фотографу сделать ту самую фотографию, что потом будет не раз мелькать в репортажах с открытия фестиваля. На фоне полуголых женщин всех возрастов мой наряд кажется довольно целомудренным. Это тоже часть моего личного бренда. В первую очередь – я мусульманка. И всячески это подчеркиваю.

Отфотографировавшись, бреду к своему павильону. Фильм с моим участием открывает программу, но до этого события еще пара часов. Сердце пугливо трепыхается. В толпе то и дело чудится знакомая высокая фигура. Я совсем не слежу за жизнью Худякова, но не знать о том, что он привез сюда аж целых два фильма – попросту невозможно.

Может, отец не стал ничего ему рассказывать?

А почему нет? Он женат. Худяков-старший вполне мог это сделать, опасаясь, как бы это не стало камнем преткновения в отношениях Влада с Шуркой.

А может, он просто не понял, что Артур от Влада. Хотя… Я же видела, какой шок отразился в его выцветших глазах, когда он свел концы с концами. Могло ли так случиться, что мне просто показалось? Нет, вряд ли. Я же потом сто раз прокручивала в голове эту встречу! Он точно понял, кто есть кто. Только ничего спросить не успел, потому что я трусливо сбежала. Конечно, мне не следовало этого делать. Так он только утвердился в мысли о том, что мне есть что скрывать. Но я была в таком шоке, что просто действовала на инстинктах. И мои инстинкты приказывали мне бежать.

Пока режиссеры и продюсеры договариваются о том, как бы продать наш фильм подороже, я мелкими глотками пью воду и расточаю улыбки в ответ на обращенные ко мне взгляды. Мне нравится происходящее, нравится вслушиваться в голоса, звучащие на разных языках. Выхватывать какие-то знакомые фразы, и как музыку слушать речь, в которой я не понимаю ни слова. Такие разные, мы все же едины в своей любви к искусству. Мне предстоят по-настоящему прекрасные дни, вот только…

– Асия…

Все равно как выстрел. Пусть я и ждала. Пусть обманывала себя, что готова. Все ложь.

Призвав на помощь все свои актерские способности разом, оборачиваюсь. Свожу брови, хлопаю глазами, будто не думала о нем буквально только что, будто в самом деле успела забыть за прошедшие с нашей последней встречи годы. Будто его маленькой копии не принадлежали все мое время и вся моя любовь.

– Влад?

– Я что, так изменился? Или ты успела забыть мое имя?

Нет. Но я успела забыть этот тон… Так со мной никто не разговаривал. Никогда. Ни до, ни после.

– Да нет. Напротив, ничего нового.

Хочется добавить – спасибо, что напомнил об этом до того, как я себе опять что-нибудь напридумывала. Впрочем, ирония в моем голосе звучит вполне говоряще. Уверена, Влад поймет, что я так и не озвучила.

– С кем сейчас мой сын?

О-о-ох. Я не ожидала, что он сходу возьмет быка за рога. Но видно, Худяков надеялся такой внезапностью сбить меня с толку. Что у него едва не вышло, не могу не признать.

– Наверное, лучше спросить у твоей жены, – предлагаю я, беззаботно пожав плечами.

– У нас с Чурановой нет детей.

А вот это в меня попадает. Надо же… Нет. Выходит, он женился на ней по любви? Ну а какие еще варианты? Накатывает давно задушенная обида. И злорадная мысль – он, что же, даже фамилию ей не дал? Что так? Если у них такие высокие чувства, что ради них он… Господи, да он ведь даже ни разу не позвонил после. Ни разу! Так что эти все измышления о том, почему я не сказала ему о беременности – банальные отговорки. Мной двигала обида. И все… Жгучая, черная обида на него. И ревность. Невыносимая, вытряхивающая из меня душу ревность.

– Тогда о каком сыне речь?

– О нашем.

Значит, знает. Он знает! Как давно? Ну не перед самым же выходом ему о нем рассказал отец. Выходит, он уже, по крайней мере, сутки в курсе. И не прибежал к нам, не выломал дверь, не потребовал встречи с Артуром. Да даже не спросил, как его зовут. Неужели ему настолько плевать? Старательно прогоняя от себя эти мысли, я, тем не менее, иногда