— Хватит времени и на то, и на другое, — сказал Чезаре. — Поговори об этом с Лючиано. Он будет здесь через пару минут — у кареты путь занимает больше времени, чем у всадника.

— Он был с тобою на тренировке? — спросила Джорджия. — А я-то думала, что лошади его совершенно не интересуют.

— Там были и он, и доктор Кринаморте.

Колеса кареты застучали по булыжникам конюшенного Двора.

— О, прямо как в поговорке, — засмеялся Паоло. — Заговори о дьяволе — и он тут как тут.

Лючиано выпрыгнул из кареты и помог сойти на землю своему приемному отцу. Джорджии пришло в голову, что сейчас Лючиано выглядит намного лучше, чем при их последней встрече. Глаза у него блестели, и сам он был оживлен и бодр, словно Приготовившись к ожидающим его новым приключениям.

Уильям Детридж тоже был полон впечатлений.

— Сколь великолепно это зрелище! — воскликнул он, хлопая Паоло по плечу. — И сын ваш верхом на лошади истинно подобен кентавру!

— Придут они, как ты думаешь? — в пятнадцатый раз спросил у брата Фалько.

— Они дали слово, — ответил Гаэтано так же, как отвечал каждый раз до этого. Тем не менее, в глубине души он надеялся, что юные Странники найдут какой-нибудь повод для того, чтобы нарушить свое обещание. Он знал, что они не так уж рвутся помогать Фалько в осуществлении его плана. Самому Гаэтано добиться ничего не удалось — он никогда еще не видел брата настроенным так решительно. А время уходило. Гаэтано должен был отправляться с посольством в Беллецию, и его охватывал ужас при одной мысли о том, что, пока он будет отсутствовать, Фалько сумеет убедить молодых Странников помочь ему.

— Даже если они придут, — проговорил он как можно мягче, — тебе надо отказаться от своей навязчивой идеи. Это же безумие. Зачем бросать знакомый мир и любящих тебя людей ради того, чтобы отправиться в другой мир, где ты будешь чужаком? Ты ведь даже не знаешь, смогут ли тебе помочь врачи из будущего. Даже Лючиано и Джорджия не были в этом уверены.

— А что же ты предлагаешь взамен? — с горечью спросил Фалько. — Остаться здесь и стать таким, как дядя? Только мне, если я растолстею, как он, понадобятся слуги, которые будут выносить меня из папского дворца. Костыли такой вес не выдержат.

— Ну, изменить планы отца мы наверняка как-то сумеем, — умоляющим голосом сказал Гаэтано. — Ты мог бы перебраться в Беллецию и жить там со мной и герцогиней.

— В Беллеции, я слыхал, нет лошадей, — заметил Фалько. Губы его дрожали.

— Зато там буду я, — обняв брата, сказал Гаэтано. — Я буду любить тебя и заботиться о тебе. А кто будет любить тебя в мире Странников?

— Джорджия позаботится обо мне, — упрямо проговорил Фалько. — Не отговаривай меня, брат. Не заставляй меня пойти на это без твоего благословения.

Гаэтано долго не выпускал брата из объятий, а затем взглянул ему в глаза и вздохнул.

— Хорошо. Если ты принял решение и изменить его я не могу ни словами, ни поступками, придется принять это решение. Но как мне будет недоставать тебя, Фалькончино! Даже больше, чем в последние два года. Мы больше не будем вместе, но я всегда буду представлять, что ты рядом со мной — так же, как когда-то в замке, где мы гонялись друг за другом, разыгрывая дуэли и бои.

Вошедший в комнату герцог Никколо не обратил внимания на невеселое настроение братьев. Сам он был охвачен радостным возбуждением.

— Гаэтано, я получил послание от регента, — сказал он с поблескивающими глазами. — Они готовы принять твое сватовство. Ты должен немедленно выехать в Беллецию!

В своей расположенной наверху комнате Уильям Детридж вынул из кармана куртки небольшой, завернутый в черный шелк пакетик. Развернув его, он расстелил черный шелковый платок на стоявшем в углу комнаты комоде. Затем он перетасовал карты и начал выкладывать из них крут. Первую карту он поместил в точке, соответствующей примерно девяти часам на циферблате, а остальные клал, двигаясь против часовой стрелки. Первой картой оказалась Принцесса Птиц, а следующей — Принц Змей. Прежде чем продолжить, Детридж сделал небольшую паузу.

— Это, полагать следует, девица Странница и один из знатных юношей Девы, — пробормотал он. Круг снова начал расти.

Двойка Рыб, Маг, двойка Саламандр, двойка Птиц, Рыцарь (ага, это, по всему видно, Чезаре), затем Башня, двойка Змей, Блуждающие Звезды и, наконец, Принцесса и Принц Рыб.

Тринадцатую карту Детридж положил в центре крута. Это была Богиня.

Откинувшись на спинку стула, он задумчиво разглядывал выложенный из карт круг. Крайне необычно было получить в нем столько козырей и фигур. Все низшие карты были двойками, и Детридж понятия не имел, что это может означать. Принцесса Рыб была герцогиней Беллеции, и Детридж рад был видеть рядом с нею надлежащего Принца. Отчасти ради того, чтобы прочесть ее судьбу, он и решил посоветоваться с картами. Блуждающие Звезды ясно указывают на Скачки, но почему Чезаре оказался по соседству с Башней? И разве не утешительно знать, что в центре всего находится бдительно наблюдающая за всем Богиня?

Детридж решил поговорить с Паоло относительно истолкования подобного расклада, а также связаться при помощи зеркал с Родольфо. Кого из них представляет изображающая Мага карта, он не знал, но, как бы то ни было, чем скорее Странники соберутся вместе, тем лучше.

— Как это, уехал? — спросил Лючиано.

Ему и Джорджии оказалось не так-то легко заставить себя переступить порог папского дворца в Реморе. Такое ощущение, словно вступаешь в логово врага, хотя дворец был красивым, полным прохлады зданием, сплошь, казалось, состоявшим из мрамора и зеркал. Время, проведенное в Беллеции, сделало Лючиано не чуждым элегантности, но Джорджия в своей грубой одежде остро ощущала себя неловко и как бы не на своем месте. Папский лакей явно принял ее за одного из слуг Лючиано, и ей от этого стало еще больше не по себе.

Глаза Фалько радостно заблестели, когда они вошли в маленький вестибюль, где он сидел у окна. Он тепло приветствовал обоих, пользуясь до тех пор, пока лакей оставался