С каждым словом её лицо становилось всё бледнее.

Почему она хотела быть воином, одной из тех, кто парит в безграничных небесах?

Чтобы стать свободной.

Она думала, что почти добилась этого, прошла до конца небесной лестницы, но теперь оказалось, что всё это время она спускалась в преисподнюю. Никогда прежде она не чувствовала настолько гнетущего бессилия. Она превратилась в разменную монету, за которую её любимый человек намеревался отдать свою жизнь. Она не могла даже злиться на себя, настолько безграничным было её отчаяние. В один момент взгляд её опустился на меч, который лежал рядом на кровати, и в голове Лу Инь мелькнула безумная мысль схватить его и пронзить своё сердце…

Глава 48

Слишком поздно

Сима опешил. Никогда прежде он не видел Лу Инь в таком состоянии. На лице девушки читалось форменное отчаяние, при виде которого он совершенно забыл про роль, которую всегда отыгрывал, и когда в порыве безумия она потянулась за мечом, он перепугался и немедленно схватил её за руку.

— С-стой, Лу Инь, — даже его собственный голос стал запинаться. Меж тем Лу Инь вздрогнула от его касания и опустила голову. Немного придя в себя, Сима осторожно её приобнял. В следующую секунду она уткнулась ему в грудь, и Сима почувствовал тёплую влагу в районе последней — девушка заплакала.

Сима стал рассеянно поглаживать её по спине.

Всё это время, больше года, он пытался укрепить их отношения, стараясь сделать Лу Инь зависимой от себя, но всё это он делал немного механически и поэтому совершенно растерялся, когда понял, как сильно она действительно за него беспокоилась.

(При этом он не отдавал себя отчёта, что и сам за неё тревожился и порой творил безумные вещи).

Некоторое время пара сидела в полутьме. Сима поглаживал спину Лу Инь, которая продолжала содрогаться в порывах плача, и сам находился в лёгком замешательстве. Наконец, понимая, что молчать было неправильно, он приоткрыл губы и произнёс:

— Я не проиграю.

Опять же, прямо сейчас он был не в состоянии использовать свой возвышенный и наигранный тон и говорил самым обыкновенным голосом.

— Правда, у меня есть план. Всё будет в порядке.

— Обе… обещаете? — спросила Лу Инь, и Сима ощутил её горячее дыхание у себя на груди.

— Ну да, — ответил он и едва удержался, чтобы не прибавить «наверное».

Неожиданно ему вспомнился первый экзамен в Секту Жемчужного Истока. Тогда он тоже «обещал» Лу Инь и просил её поверить в себя. Разумеется, тогда он просто хотел произвести на неё определённое впечатление, и только теперь ему стало понятно, насколько сильным оказалось последнее, если она всё ещё помнила эту глупость.

И снова ему стало почти не по себе от понимания, как сильно он повлиял на эту девушку… Лу Инь.

После этого они ещё долго сидели на кровати, неподвижно обнимая друг друга. Когда же Лу Инь наконец подвинула голову, Сима протянул руку и протёр её красные глаза и заплаканное лицо рукавом своей мантии. Девушка не стала сопротивляться. В этот момент она чувствовала себя бесконечно жалкой, и когда Сима предложил ей немного поспать, прошептала:

— Если… если вы будете рядом…

Сима неуверенно приоткрыл губы, промолчал, кивнул. На самом деле он собирался потратить ближайшую ночь на приготовления перед грядущим поединком, ибо действительно не имел ни малейшего понятия, как именно собирается побеждать, но прямо сейчас отказывать Лу Инь он был не в состоянии. После этого они вместе легли на кровать, девушка прижалась к нему, так что её вечно непослушные голубые волосы защекотали его шею, и постепенно задремала.

…

— Зачем?

Поздний вечер. На фоне тусклых облачных громад на горизонте, пылающих в последних отблесках зашедшего солнца, стоит чернобородый старик в капюшоне.

— Зачем ты это сделал, Ван Ганле? — спросила его туманная фигура, которая держалась у него за его спиной на вершине утёса, похожего на рог. — Я не видел тебя пять сотен лет, и вдруг ты вернулся, стал Королём… Я поздравляю тебя, но ты едва не обрёк нас на…

— Нас, Тан Хуэ?

— … Храм Тысячерукой Бодхисаттвы, — уставшим голосом сказал Король Туманной Бодхисаттвы Тан Хуэ. — Этот союз — наша единственная надежда перед лицом Чёрного императора.

— Как мастер? — не обращая внимания на его слова спросил Ван Ганле.

На лице туманной фигуры мелькнула горькая улыбка:

— Жив… Пока что.

— …

— Он может проснуться ещё один раз, но всего на один день, по завершении которого иссякнут его последние жизненные силы… Всё было бы иначе, если бы он мог перейти на поздний этап стадии Императора, но надежды на это… — туманная фигура покачала головой, и снова повисла тишина.

— Он бы обрадовался, если бы узнал, что ты стал Королём.

— …

— Зачем ты вмешался за этого мальчика?

— Он мне помог, и я решил помочь ему, — просто сказал Ван Ганле.

— Помог? — удивился Тан Хуэ.

Сама мысль о том, что мальчишка на стадии Формирования мог помочь Королю, не укладывалась в голове.

— В алхимии.

— Алхимии… вот как.

Тогда всё было понятно.

Ван Ганле всегда был помешан на алхимии. В итоге именно последняя оказалась преградой, которая не позволила ему стать Королём несколько сотен лет назад. Вероятно, рассудил Туманный Бодхисаттва, этот мальчик, Сима Фэй, случайно помог ему разгадать некий алхимический конондрум. Но в таком случае…

— Пытаясь его отблагодарить, ты обрёк его на верную смерть, — спокойно сказал Тан Хуэ.

— …

— Я не собираюсь останавливать завтрашний поединок. Король Чёрной династии оказал нам великую услугу, когда предложил последний. Вершина Тысячи Мечей и Секта Небесного Единства отправили наблюдателей, как и многие малые фракции. Некоторые даже предлагали перенести дуэль, чтобы все они могли собраться и своими глазами посмотреть на силу Чёрной династии… и на то, как исчезнет последнее грязное пятно на репутации Юной Бодхисаттвы.

— …

— Мы не позволим тебе вмешаться, Ван Ганле. Если ты хотел помочь этому мальчишке, тебе следовало его остановить, теперь… — Туманный Бодхисаттва покачал головой. — Уже слишком поздно.

С этими словами он повернулся и исчез, обратившись туманной дымкой, в то время как чернобородый старик продолжал неподвижно стоять на вершине утёса, наблюдая за тем, как неумолимо тускнеют небеса…

…

Прошёл вечер, пробежала ночь. Наступило новое утро, а вместе с ним