— Так ваше благородие, Иван Александрович, да как сказать-то? — вытаращился на меня городовой, осознавший, что лететь с лестницы неприятно. — Господин исправник за вами послал.

— Просто сказать — мол, Иван Александрович, господин исправник вас к себе зовет, дело есть важное. И все, — подсказал я.

— Виноват, — повинился Смирнов.

— Ладно, проехали, — махнул я рукой. — Мы-то свои люди, разберемся, но ты на будущее учти, что исправник в городе не самый большой начальник. Иначе как-нибудь и сам нарвешься, а заодно Василия Яковлевича подведешь.

Прихватив журнал учета постояльцев, запер дверь кабинета и пошел за городовым.

Погода чудесная. Сейчас бы по проспекту с Леночкой погулять, полюбоваться природой, стихи почитать. А тут опять про разложившегося покойника вспоминаешь.

— Что у вас стряслось? С чего Василию Яковлевичу меня звать? — поинтересовался я, когда мы вышли на Воскресенский проспект и теперь шли к улице Казначейской, где и располагался «офис» исправника.

— Из Петербурга генерал приехал, — с придыханием сообщил Смирнов. — Он еще вчера вечером прибыл, остановился в «Лондоне», а с утра к его благородию пожаловал. Сказал, что по делу нашего Босоволкова прибыл.

— Генерал? — переспросил я, отметив, что фамилия Босоволков звучит даже интереснее, нежели Борноволкова.

— Действительный статский советник, — уточнил Смирнов. — Начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга. Не то Путятин, не то Путилов.

— Может, Путилин? — заинтересовался я.

— Точно, Путилин, Его Превосходительство.

Ишь, живую легенду в наши края занесло, а городовой его фамилии не знает. С другой стороны — откуда Смирнову знать, что Путилин — человек-легенда? Сериала о сыщике унтер не смотрел, и книг о нем не читал. Равно как не читал и собственные мемуары Ивана Дмитриевича и те, что ему приписывают. Абрютину фамилия начальника Сыскной полиции известна, потому что приходится и самому запросы отправлять (крайне редко!), и из Петербурга ориентировки получать.

Любопытно. С чего вдруг такая шишка, как Путилин, заявилась к нам из-за какого-то отставного чиновника? Или дело не только в убийстве, а в чем-то еще?

Снимая в приемной верхнюю одежду, обратил внимание, что на вешалке, помимо шинели с погонами коллежского асессора, висит дорогое пальто с меховым воротником, а сверху положена меховая шапка. Стало быть, Главный сыщик пожаловал инкогнито, без мундира.

В кабинете исправника сидел представительный мужчина лет сорок- сорока пяти, с залысинами, с небольшой бородой, в костюме-тройке без наград, даже без ордена святого Владимира 4 степени, зато при золотой цепочке.

Вальяжно развалившись на стуле, раздвинув колени, Главный сыщик империи искоса посматривал на Абрютина и на меня. Исправник, при моем появлении, встал.

— Ваше превосходительство, — обратился к генералу исправник. — Позвольте представить вам господина Чернавского, следователя Череповецкого Окружного суда. Иван Александрович расследует смерть господина Борноволкова.

— Рад знакомству, — небрежно кивнул мне Путилин, не соизволив ни встать, ни протянуть руку. Генералу можно. Но мне показалось, что чиновник из столицы с удивлением скользнул взглядом по моему крестику. Понимаю, молод я для такой награды.

Положив на стол Учетный журнал, который не решился оставить в приемной, спросил:

— А вас действительно зовут Иван Дмитриевич? И фамилия Путилин?

— И что вас не устраивает, господин титулярный советник? — пренебрежительно спросил действительный статский советник в штатском.

Обогнув стол, подошел к Путилину, положил руку на его плечо и сказал:

— Как я полагаю, ваша фамилия не Путилин, а Хлестаков. А имя-отчество не Иван Дмитриевич, а Иван Александрович, как у меня. — Высокопоставленный чиновник из Петербурга попытался встать, пришлось применить силу.

— Сидите-сидите, господин Хлестаков. Говорить пока ничего не нужно, мы сами вас обо всем спросим.

— Иван Александрович⁈ Что вы такое творите? — вскинулся исправник.

— Василий Яковлевич, не беспокойтесь, — улыбнулся я. — Этот человек такой же Путилин, как я китайский император. Зовите городовых. Мы с вами сейчас произведем арест самозванца, посадим его в тюрьму, а потом вдумчиво допросим — почему он заявился, прикрывшись фамилией Путилина? Почему назвался генералом? Пусть посидит с месячишко, нам спешить некуда.

— Иван Александрович, а вы уверены?

— Разумеется, — фыркнул я. — Возраст у господина Путилина постарше — за пятьдесят. И внешне он по-иному выглядит. А самое главное, что я Начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга в лицо знаю.

Если видел на фотографиях — это считается, что знаю в лицо? Или нет? Будем считать, что считается. Тьфу ты, опять тавтология.

[1] Понятно, что экзамен более сложен, но вдаваться в детали не стану

Глава семнадцатая

Русское общество пароходства и торговли

К чести самозванца, он не стал вскрикивать, не грозил карами небесными, просто сказал:

— Господа, не нужно никого звать. Прошу прощения за маскарад, но я действительно приехал из Санкт-Петербурга, только не из Сыскной полиции, а из Экспедиции Заготовления государственных бумаг. Меня зовут Николай Иванович Наволоцкий, чиновник по особым поручениям, надворный советник. Меня прислали в служебную командировку, чтобы я принял участие в расследовании убийства своего сослуживца. Покойный Борноволков имел доступ к тайнам Российской империи, тем более, что он был не простым служащим, не начальником департамента, а помощником директора Экспедиции.

— Документы у вас какие-нибудь имеются, господин Наволоцкий? — строго поинтересовался Абрютин. — Или, как с Путилиным — обойдетесь визитной карточкой?

Умен наш «Хлестаков». Кто в здравом уме потребует от генерала предъявить документы? Да и не только от генералов. Служебных удостоверений не существует. Вон, от меня подследственные еще ни разу ничего не требовали. Надо бы хоть визитку сообразить, для солидности.

— Если господин титулярный советник отпустит мое плечо, предъявлю вам и паспорт, и командировочное предписание, — слегка насмешливо сказал Наволоцкий.

Я отошел в сторону, сел в уголок, принялся от нечего делать листать Учетный журнал.

— Господин надворный советник, зачем вам было устраивать балаган? — поинтересовался Абрютин, внимательно изучив документы.

— Покорнейше прошу меня простить, господин исправник! — поднял руки надворный советник, став похожим на немецкого солдата под Сталинградом. — Решил, что если представлюсь генералом, да еще начальником Петербургского сыска, мне будет проще с вами общаться. Согласитесь, кто я для вас? Непонятный субъект из непонятного учреждения, пусть и в чинах.

Василий Яковлевич, ожидавший, что вскоре и ему пожалуют чин надворного советника, улыбнулся. Ишь, в чинах.

— Господа, я еще раз приношу свои извинения, — сказал Наволоцкий.