ЗАВЕРШЕНИЕ моей непродолжительной медицинской карьеры придало мне небывалой легкости. Окончив интернатуру, я пережил период, когда умудрялся видеть хорошее во всем — особенно в дурнославном севере Манхэттена. Впервые в своей взрослой жизни я мог потратить целый час, обсуждая герметик с продавцом в магазине скобяных товаров. Я мог напортачить в починке, скажем, туалета, и это не влекло за собой смертельных последствий. В одной из пустовавших квартир купленного мной дома я ошкурил полы, покрасил стены и, закончив, въехал туда. В сравнении с общежитскими комнатушками и клетушными квартирами, в которых я жил на протяжении моей экстравагантной юности, эта была невероятно просторной — и солнечной, и шумной, и моей. Факт владения домом — ну или тот факт, что он был записан в банке на мое имя, — закупорил зиявшую много лет пробоину. В Райдале Селеста сшила на мамином «Зингере» занавески и привезла их с собой на поезде. Она устроилась на работу в начальную школу неподалеку от Колумбийского, преподавала там чтение и то, что называлось языковыми дисциплинами, в то время как я заканчивал работу над другими квартирами в своем здании и еще двух таунхаусах. У меня не было ни единой причины полагать, что Селеста смирилась с моим решением, но ей хватило здравого смысла больше не поднимать этот вопрос. Мы вошли в реку, и течение несло нас вперед. Здание, квартира, ее работа, наши отношения — во всем была единая, неопровержимая логика. Селеста часто рассказывала слегка адаптированную версию нашей истории, как мы разбежались после ее выпуска из колледжа — этакие жертвы времени и обстоятельств — и как мы снова встретились: не где-нибудь, а на похоронах. «Это должно было случиться», — говорила она, приникая ко мне.

Так что о Флаффи я не вспоминал — до тех самых пор, пока несколько месяцев спустя после выписки Мэйв у меня не зазвонил телефон. Голос на другом конце сказал: «Это Дэнни?» — и я узнал этот голос — точно так же, как Мэйв узнала Флаффи, увидев ее на Ванхубейк-стрит. Мне было ясно: она так долго откладывала звонок, потому что ей было необходимо набраться смелости; не менее очевидным было и то, что мы встретимся за кофе в венгерской кондитерской, хочется мне этого или нет. Тратить энергию на попытки отказаться значило тратить ее впустую.

Народу в кондитерской всегда было битком. Флаффи пришла раньше и дождалась, когда освободится столик у окна. Увидев, как я иду по тротуару, она постучала в стекло и помахала мне рукой. Когда я подошел к столику, она поднялась. Интересно, узнал бы я ее исключительно по описанию Мэйв? Мне и в голову не приходило, что она сможет узнать меня двадцать пять лет спустя.

— Можно я тебя обниму? — спросила она. — Если ты не возражаешь.

Я обнял ее, потому что не представлял, как еще выкрутиться. В моих воспоминаниях Флаффи была великаншей, которая со временем становилась все выше, но оказалось, что это миниатюрная женщина с мягкими округлыми формами. На ней были слаксы и тот самый синий кардиган, о котором упоминала Мэйв, — ну или у нее было несколько одинаковых. На мгновение она прижалась щекой к моей груди, после чего отстранилась.

— Фуф! — сказала она, обмахиваясь рукой, как веером; ее зеленые глаза увлажнились. Она снова села за стол, где уже стоял кофе со слойкой:

— Да уж, это непросто. Я ведь тебя растила, знаешь ли. И так каждый раз, когда я встречаю кого-то из детей, с которыми нянчилась, но ты у меня был первым. Тогда я еще не знала, что не стоит всем сердцем привязываться к ребенку, если только ты его не родила. С моей стороны это было самоубийством, но я сама была ребенком, а тут еще ваша мама ушла, и твоя сестра заболела, и ваш отец… — Сказуемое она решила опустить. — У меня были все основания прикипеть душой.

Она замолчала, чтобы выпить полстакана воды со льдом, после чего поднесла к губам бумажную салфетку.

— А жарко здесь, да? Ну или это мне жарко. Я немного нервничаю. — Она взялась за скругленный воротник своей блузки и принялась помахивать им взад-вперед. — Я нервничаю, а еще я в том самом возрасте. Тебе-то я могу такое говорить, да? Ты ведь врач, хотя выглядишь как старшеклассник, надо сказать. Ты правда врач?

— Правда, — смысла пускаться в разъяснения не было.

— Вот и хорошо. Славно. Твои родители бы гордились. И можно еще кое-что скажу? Вот сижу я, смотрю на тебя, и твое лицо, похоже, в полном порядке. Не знаю, чего я ожидала, но на тебе ни отметинки.

Я подумал, не показать ли ей шрамик у брови, но не стал. Подошла официантка — черные кудри стянуты на макушке резинкой — Лиззи, мы были знакомы, и поставила передо мной кофе и булочку с маком. «Только испекли», — сказала она и ушла.

Флаффи не без удивления посмотрела ей вслед.

— Тебя здесь знают?

— Я живу рядом.

— А еще ты красавчик, — сказала она. — Женщины запоминают таких, как ты. Впрочем, Мэйв говорит, у тебя есть девушка — от которой, она, кстати, не в восторге, чтобы ты знал. Впрочем, это не мое дело. Я просто рада, что не повредила твое лицо. Последний раз, когда я тебя видела, ты был весь в крови и кричал, после чего Джослин увезла тебя в больницу. Я была уверена, что убила тебя, столько крови было, но все вроде не так уж плохо.