Нет! О, нет-нет-нет! Мне нельзя в машину, совсем нельзя! Что он там со мной может сделать? Я уже сидела связанная в гараже, мало ли, что у него теперь может быть на уме. Тем более, глаза его сейчас совсем сумасшедшие.

Я начинаю брыкаться как сумасшедшая, вспоминаю, что за мной должна наблюдать охрана, только вот где она? Где эти сильные здоровые мужики, готовые меня защитить в любую минуту? Не мог же Егор мне соврать.

Тем временем, Марк сдвигает меня уже на несколько метров, и с каждой секундой я становлюсь ближе и ближе к его цели. Черт! Так не должно быть! Не должно!

Но что я, маленькая и легкая, могу сделать против крупного и сильного мужчины? Пусть, он не так высок и силен, как Егор, но разница у нас всё равно значительная, и явно не в мою пользу.

Я понимаю, что надо кричать, но как во сне — не могу этого сделать. Из горла вырываются какие-то писки и хрипы. Нервы сдают.

Я кричу, как могу, брыкаюсь и даже зову на помощь, но почему же никто не приходит? Я почти у дома, всего стометровка до поворота и вот он, красуется, мой дом, моя крепость. Но я не могу преодолеть эту стометровку. Никак.

Уже обе мои руки в тисках, наверняка останутся синяки и ссадины, но какое же мне дело до этого, если моя жизнь сейчас под угрозой. Ну, к чему ему тащить меня куда-то средь бела дня, не иначе с ума сошел. Слетел с катушек из-за беременности любовницы, чем не вариант?

— Пусти, Марк! Пусти, кому говорят! — кричу я звонко.

Но ему все равно, вообще как слону дробина, эти мои редкие удары ногами, брыкания и вопли.

Страх сковывает, проникает под кожу и подмораживает легкие. Тяжело дышать, запястья сводит, как и руки в целом. Но я не сдамся. Я буду бороться до последнего, потому что понимаю, дальше может быть что угодно.

Вот уже и дверь авто. Марк пытается швырнуть меня на сидение, но я вцепляюсь освободившимися руками и ногами в дверцы. Я не пытаюсь сбежать, это бесполезно, он держит меня, а когда отпускает — блокирует пусть вперед.

Мы боремся из последних сил.

Вернее, из последних сил борюсь только я, иногда выкрикиваю бесполезное «помогите». У Марка сил, судя по всему полно, он не устает, не покрывается испариной, его руки всё такие же железные, но я продолжаю пинаться и держаться за проем руками.

И тут я чувствую резкий удар по лицу, скулу обжигает болью, а дверь со всего размаха проезжается по руке, которая не дает ей закрыться. Я автоматически убираю руку, а потом понимаю что она была последней преградой.

Я кричу, понимая, что это конец, вот сейчас он запихнет меня внутрь и закроет дверь. И всё. Моя жизнь, возможно, будет закончена.

Судорожно ищу варианты, но в голову ничего не приходит.

Марк хватает меня, сопротивляющуюся и упирающуюся в открытую дверь, за шею, и мне ничего не остается, как отпустить руки и схватиться ими за его сильные руки, в попытке их разжать.

Я остаюсь один на один со своим агрессором.

.

Правду говорят, вся жизнь пробегает перед глазами в момент ужаса. Вереница ничего не значащих, никак не связанных кадров пробегает под моими веками, хотя я даже не закрывала глаза. Наоборот, я хочу видеть всё, что происходит. Я не хочу пропустить ни секунды, ведь от этого может зависеть моя жизнь.

И правильно делаю, ведь разъяренное, перекошенное лицо Марка вдруг исчезает.

Я оказываюсь в машине одна, никем не удерживаемая, свободная. Бежать! Сейчас же бежать! Резво встаю, хотя откуда бы силам взяться, казалось бы, и решаю срочно выбраться из этой машины, которая сейчас кажется моим персональным окошком в ад, которого я совсем не заслужила.

Но, вылезая, я вдруг понимаю, что бежать уже не нужно. Я вижу, как двое больших и крупных мужчин скручивают Марка, заламывая ему руки. Он лежит на земле, и мелкие камни впиваются ему в щеку раз за разом, когда он пытается брыкаться. А он пытается раз за разом, еще как, и издает при этом такие звуки, что у меня мороз по коже. Раненое животное, которое знает, что сейчас его настигнут охотники.

Но куда ему до этих груд мышц. Вот твой бумеранг, сволочь, твоя очередь трястись от страха.

И примерно в этот же момент я вижу Егора, который с совершенно ошарашенным выражением лица идет ко мне. Ну как идет, почти бежит, на самом деле.

Только оказавшись в его объятиях, я немного успокаиваюсь. Щека пульсирует, сердце вырывается из груди, но вот это чувство, что теперь всё точно будет хорошо, без всяких подвохов, разливается по всему телу. Каждая клеточка и каждый нерв гудят, как после хорошей тренировки и это очень, очень хорошее чувство. Паззл опять складывается, каждый кусочек, каждая эмоция — на своём месте.

— Эмма, ты как? — выдавливает из себя Егор, выдыхая мне в макушку. Он не размыкает рук, и мне даже становится сложно дышать, такие его объятия крепкие, но черта с два я скажу ему поумерить пыл.

Ни-за-что.

— Жива. Что это было вообще?

Мой голос меня предает, я понимаю это с первой же буквой. Никаких интонаций, только сплошные хрипы, еще хуже, чем в моменты паники, когда я пыталась звать на помощь. Ну да, этот гад успел подержать меня за горло.

— Твой муж, — он еле заметно кривится, когда произносит это слово. — Ложная тревога у Лидии Петровны, к ней все бросились и упустили тебя из виду. Какой я идиот, какой идиот! И никто ничего не понял… Я сразу бросился к тебе, как понял…

Я почти ничего не понимаю из того, что он говорит, но этот голос и эти руки, да еще адреналин в сумме с ними творят со мной что-то странное.

— Егор, а с ним что теперь будет? — осторожно спрашиваю я.

Мой железный дровосек хмурится, сжимая меня крепче.

— Сдам