но, как бывает у девочек, росла и развивалась она не по возрасту. У нее не было отца, и никто не держал ее в ежовых рукавицах. Это привело к тому, что к концу седьмого класса Сабина гуляла совсем не в тех компаниях, к которым ее стремилась приблизить мама. В их доме часто происходили скандалы, и старые бабки, сидя на лавочке в сотне метров от наших дворов, нередко делали предметом обсуждений судьбу девчонки и ее матери. В двенадцать лет Сабина давала повод их сплетням почти регулярно. И, хотя делала она это не специально, каждый раз, когда она шла мимо пенсионерского кружка, одни бабки вжимали головы в плечи, другие вздыхали и цокали, третьи крестились, умоляя Господа не продавать ее душу в ад так рано. Впрочем, самой Сабине не было до них дела. Каждый вечер она одевалась по последней моде и шла к подружкам. Накрашенная, она выглядела гораздо старше, чем привлекала и мальчиков, и девочек, и милицию, иногда провожавшую ее до двора. У нас даже появилось развлечение: когда мы видели Сабину, убегающую из дома поздно вечером, мы кидали карты и спорили, на какой машине девочка вернется. Чаще всего выигрывал Владик, который заявлял, что на «семерке», но иногда выигрывал и Рамилка, делая ставку на милицейский «УАЗ».

Не все семиклассницы в нашей школе были ранними, но, если посмотреть на них сверху вниз и послушать, что каждая считает своей целью, станет ясно, что Сабина просто быстро растет. Для меня она была именно такой. Девочкой, которой хочется всего, что ей запрещают.

Несколько лет назад, когда их семья только переехала на нашу улицу, мы были от нее без ума. Она играла с нами в прятки и ходила на футбол. Она сидела с нами у костра и делилась своими секретами, но с тех пор, как в ее жизни произошли изменения, Сабина от нас отреклась. На улице я видел ее лишь изредка, наряженную, как куклу, но очень приветливую и открытую. Как она вела себя со мной, она не вела себя ни с Рамилкой, ни с Владиком. Рамилка ее дразнил, потому что страстно любил, а Владик был ее одноклассником и, следовательно, совершенно не интересным партнером.

Я думал о Сабине целый урок. Я не сомневался, что она ответит на мое предложение согласием, но за поход в чужой дом она могла попросить что-нибудь взамен. И что я мог ей дать? Свои часы? Если об этом узнает мама, меня ждут неприятности. Деньги? У меня имелись небольшие сбережения, отложенные на футбольный мяч, но я не собирался расставаться с ними так просто.

Последний урок промелькнул, прозвучал звонок, я спустился на первый этаж и приступил к действию. Посмотрев расписание занятий, я разыскал Сабину в классе математики этажом выше. Девочка переписывала домашнюю работу у одного из своих одноклассников. Увидев меня, она не поспешила отвлечься от своего занятия, но кроткая улыбка, будто Сабина вспомнила забавный случай, была адресована мне, как знак приветствия. Одноклассник, у которого она списывала домашнее задание, сидел рядом с ней, положив голову на руки, и сладко посапывал, отчего оба его уха подрагивали в такт дыханию.

Класс шумел. Кто-то смеялся, кто-то готовился, кто-то занимался тем же, чем и Сабина. Я знал их учительницу. Она вела у нас математику три года и отличалась строгостью и жесткостью по отношению ко всем своим ученикам. Любимчиков у нее не было, и сама она представляла угрозу, как для отличников, так и для двоечников. Сабина тоже это знала. Дописав очередной лист, она подняла голову:

— Привет, Дэн. — Это прозвучало, как «дай карандаш».

— Привет, Сабин, — отозвался я и решил начать сразу же, чтобы максимально приблизить конец. — Тут такое дело…

— Я знаю, — сказала она, хотя я был уверен в обратном. Просто Сабина была из тех девочек, кому все равно, куда идти. Главное для них — с кем.

— Короче, ты не могла бы мне помочь? Мне нужно сходить… в дом, что на углу.

— Зачем?

— Мы забыли там фонарик… — Я помялся и добавил: — Мой.

— А что вы там делали?

— Ходили на разведку. Там круто играть в прядки!

— Разве там никто не живет? Я же помню! Там жил этот горбатый дед. Кажется, у него было не все в порядке с головой. Он уже съехал?

— Да.

— Точно?

— Абсолютно.

— Классно! Никогда не была в доме, где до этого жил сумасшедший! А твой длинный друг, — она прищурилась, — пойдет с нами?

— Нет.

— А Влад?

— Тоже нет.

Тут она усомнилась, и я почувствовал, как мой кадык начинает двигаться вверх-вниз. Сабина отвлеклась, когда плечо спящего одноклассника уперлось ей в бок.

— Эй! — Она толкнула его с такой злостью, что мальчишка тут же проснулся. Вряд ли он ей нравился, но одноклассник давал ей списывать и за это она с ним дружила.

— Только ты и я?

— Ага.

Она вновь с сомнением посмотрела на меня и сказала:

— Чувствую подвох.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, потому что Длинный не пойдет с нами. Ты же всегда был с ним.

— Он просто не хочет.

— А почему ты не пойдешь один?

— Люблю компанию, — ответил я. — К тому же мы с тобой редко видимся в последнее время. Мы же еще друзья?

Эта фраза задела Сабину. Лицо ее стало таким печальным, словно я зацепил ее за больное.

— Конечно, друзья! — ответила она, после чего встала, положила руки мне на плечи и прижалась.

Она была ниже, и ее голова удобно расположилась на моей груди. В нашу сторону тут же обернулась добрая половина ее одноклассниц. Не замечая их, Сабина встала на носочки и прошептала мне на ухо:

— Только у меня есть одно условие.

Оно возникло не из-за просьбы составить мне компанию, а по собственному внутреннему желанию. Вероятно, оно теплилось в ее сердце уже очень давно. Кого-то в седьмом классе тянет к сигаретам, кого-то — к игровым приставкам, а Сабину тянуло к мальчикам. Я видел, как горели ее глаза, когда она смотрела на меня, и как