Добычей дезертиров оказалась косуля, половина которой варилась в казане. Стало понятно и почему мы так их легко взяли — на девять человек у них было всего три автомата и три карабина, скорее всего отжатые у местного населения. Убитый Аликом вообще оказался вооружен только пистолетом, вероятно, был старший среди дезертиров. Все были солдатами, ни одного сержанта, даже ефрейтора. Жесткий допрос, проведенный дедом, прояснил ситуацию.

Дезертиры оказались из воинской части, расквартированной под Муромом. После того, как начальство исчезло, двенадцать человек ушли, захватив в собой оружие. Идти они решили на юг, избегая населенных пунктов и дорог. Так и шли лесами, охотясь и периодически заглядывая в небольшие деревеньки. Деревенька Гиблицы стала гибельной для троих из них, когда местные жители убили троих мародеров, решивших снасильничать местных жительниц. Но солдат было больше, а у местных только карабины. Спалив деревню и изнасиловав женщин, ушли из деревни, оставив после себя десять трупов.

Такой жестокости я не видел даже на войне, мы уважали противника, а мирных не трогали совсем. А здесь — свои, русские парни, только одна морда убитого имела раскосые глаза, хладнокровно убили и изнасиловали. Чувствуя, как меня тошнит от рассказов дезертиров, сжал цевье автомата — еще секунда, и расстреляю всех к чертовой матери.

— Олег, спокойно. Отвезем их к Сердюкову в Спасск-Рязанский, пусть разбирается. — Денис разжал мою руку, забирая автомат. — Они недостойны, чтобы марать о них руки.

Как и все преступники, пленные сваливали вину на уже мертвых подельников. Типа насильниками и убийцами были они, а им пришлось терпеть, опасаясь за свою жизнь. Раненый мной в ногу скулил, прося оказать ему помощь. Угрюмый Михаил снял с него берцы — пуля раздробила предплюсневые кости, кровь текла слабеньким ручейком. Михаил вытащил аптечку, собираясь наложить повязку. Раненый подвывал, обхватив ногу руками.

— Больно? — спросил я его, остановившись рядом. — Покажи рану.

— Больно… — прохныкал подонок, убирая руки. Наступив ему на раненую стопу, с силой провернул свою ногу:

— А девок когда насиловали и убивали их мужей, не было больно, тварь⁈

Не сдержавшись, нанес несколько ударов по голове. Крича от боли, дезертир пытался защитить голову. Денис оттащил меня, схватив за пояс.

— Да успокойся ты, опущенный он! Как Сердюков узнает, что они натворили, всех Наташками сделает для своих ВДВ-шников, а потом в расход.

— Отпусти! — дернувшись, вырвался из захвата и почувствовал, как гнев понемногу отпускал. Один из солдат на земле описался от страха, образовав маленькую лужицу. Только сейчас они осознали, что смерть неминуема.

Михаил все-таки перевязал ногу раненому. Надеюсь, я ему внес туда инфекцию, и он будет умирать мучительно долго. Обратная дорога была куда дольше, раненого дезертира и труп Алика заставили нести солдат. Остальных закопали прямо на месте — вчерашние подельники сами хоронили своих товарищей под наши пинки.

К вечеру добрались до избушки, где было решено остаться на ночь. Мы едва могли уместиться внутри, а еще было четверо пленных.

— А куда их девать? — мой тезка мотнул головой в сторону дезертиров.

— Снаружи останутся, будем сторожить по два часа, — дед сплюнул в сторону преступников, — кормить не надо, но вот костер придется разложить, иначе сдохнут, твари.

Моя смена была второй, первую отстоял Виталий Семенович, несмотря на ранение. Егеря сами решили взять более поздние смены, объясняя это тем, что им привычно.

— Смотри в оба, вон тот здоровый все время ерзает. — напутствовал меня Семенов, передавая смену. Расположившись вокруг костра со связанными руками, дезертиры не могли заснуть. В их положении трудно спать как физически, так и морально. Даже раненый перестал скулить, видимо, смирившись с судьбой. Первое время они пытались выгородить себя, перекладывая вину на убитых товарищей.

Верзила привлек мое внимание, как Семенов и говорил, он все время ерзал.

— Что ты ерзаешь, глисты в заднице? — подойдя ближе, ткнул его стволом автомата, и в это момент пленный попытался вскочить. Он даже умудрился замахнуться, но руки, лишенные кровоснабжения длительное время, подвели. Вместо удара он лишь царапнул меня по лицу пальцами. Второго шанса я ему не дам — приклад в голову, и верзила рухнул на землю. Второй удар нанес в нос, явственно услышав хруст размозженной перегородки. Перевернув поверженного на живот, завел руки за спину. Раз такой умный, свяжу ему их сзади.

Веревки в этот раз не пожалел, с силой затягивая тугую бечевку, спеленал руки много раз. Глухо застонав, верзила начал приходить в себя. Убедившись, что руки связаны идеально, перевернул его на спину — пусть полежит на своих руках с его-то весом.

— Кто еще хочет проверить мою реакцию?

Никто не проронил ни слова. Проверил веревки на руках, все было в норме. Удивительно, как этот здоровяк умудрился развязаться. Подняв обрывки веревки, поднес к свету костра — рваные измочаленные края. Нашелся и инструмент — небольшой плоский камешек с острым зазубренным краем. Как мы не заметили, что он спрятал камень в руках? Никогда нельзя недооценивать противника, даже связанный, он может представлять опасность.

Раненый мной встретился со мной взглядом.

— Болит? Может, обезболить тебе?

— Зачем ты так с нами? Мы же такие же русские, как ты, просто хотим выжить! — хрипло проговорил парень. Из уголка рта тянулась слюна с примесью крови.

— Вы не русские, вы твари. Русский человек так не поступает. — я плюнул на пленника. — Я понял бы, если вы просто ограбили бы деревеньку, забрали еду, оружие. Но вы насиловали чужих жен и убивали их мужей.

— Война, попутали. Я никого не убивал! — раненый сделал очередную попытку оправдаться.

— Война, говоришь? Это жители Гиблиц напали на нашу страну? Они нанесли ядерные удары, мразь? Еще одно твое слово, и я пристрелю тебя.

— Стреляй! — неожиданно согласился тот. — Все равно нас убьют. Так хоть быстрее, чем мучаться от этой боли.

Впервые в глубине души шевельнулась жалость — они все смертники.