— Как по-твоему, почему ушел отец? — спросил Павел, с которого смыло всю его угрюмость.

— Не знаю. Вероятно, я надоела ему за двадцать один год.

— А я?

— А ты добился того же за полчаса.

— Глупо, — заявил Павел. — Из тебя никогда не выйдет гадалки.

— Тогда ты объясни: почему?

— Вот почему…

Он стал целовать Анну, бездумно смеялся, а она отворачивала лицо, и делала это больше по привычке, по укоренившейся привычке больного, несчастного человека.

Потом сидели на потертой крохотной кушетке, откровенно любовались друг другом и по косточкам разбирали свою будущую жизнь. Это был разговор о фтивазиде и ПАСКе, о стрептомицине и тибоне, о чистом воздухе и закалке холодом, о купаниях, воздушных ваннах, рационе и еще о многом другом, что волнует больных.

Павел обещал построить во дворе беседку для Анны, чтобы она могла чаще бывать на свежем воздухе и не бояться дождя, сильного солнца или ветра. Она даже сможет спать в такой беседке, а Павел станет ее караулить.

Кроме того, они будут все свободное время проводить за городом, на Банном озере или в горах, вблизи Белорецка. У Павла есть деньги, и можно потратить их на поездки.

И увлеченные планами, счастьем, свалившимся на них как снег на голову, они забыли задать друг другу самые первоочередные, самые насущные вопросы Павел так и не узнал у Анны, куда она получила назначение, а она не спросила, что же теперь будет с его дальнейшей работой: обязанности монтажника все-таки трудны, а у него, хоть и начальный, но все же туберкулез.

Отца Анны все не было, но он, вероятно, вот-вот должен был прийти, и молодые люди простились. Каждому из них, верно, надо было побыть в одиночестве, чтобы один на один с собой пережить еще раз свое счастье и подумать о будущем.

Павел шел по проспекту, улыбался, размахивал, руками и даже подмигивал встречным деревьям.

Прохожие качали головами и улыбались ответно, ясно понимая, что этому симпатичному парню явно выпала в жизни какая-то значительная удача.

Ни Линева, ни Блажевича не было дома. Возбужденный и истомившийся в одиночестве Влахов вышагивал по комнате.

Увидев Павла, он схватил его за плечи и тряхнул с такой силой, что у Абатурина кепка съехала набок.

— Ха́йдо, разка́звай! — закричал он своим оглушительным басом. — Вси́чко добре?

Павел заулыбался, собираясь ответить.

Но Иван не дал ему говорить.

— Ста́ра лисица в капа́н не вли́за! — ткнул он себя пальцем в грудь. — Глава́та си залага́м: же́нен!

— Нет, еще не женат, — рассмеялся Павел, радуясь радости этого добродушного человека. — Но, может, что-нибудь и получится, Иван.

Только теперь Влахов признался:

— Изпи́твах голя́мо волнение!

Он и впрямь, вероятно, очень волновался, ожидая Павла и не зная, как у него обернутся дела.

Увидев, что Абатурин собрался куда-то уходить, Влахов закричал:

— Куда са те понесли дяволи́те?

— Я на минутку… Тотчас и вернусь…

— Руска ра́кия от жи́то? — догадался Влахов. — То́ва е добре: празник!

Когда Павел пришел из магазина, Влахов объяснял Линеву и Блажевичу, как проходило у Абатурина свидание с Анной.

— Той приведе убедителни доказательства! — важно поднимал он вверх палец.

— Какие ж? — весело поинтересовался Блажевич.

— Той каза́л без много при́казки: влю́бен.

Ему это показалось недостаточным, и он уточнил:

— Влюбен до уши.

Все, усмехаясь, закивали головами, понимая, что это действительно очень существенное доказательство.

Выпили немного вина, и Влахов потребовал:

— Ха́йде да пе́ем!

Но монтажники дружно тискали Павла, поздравляли его с удачей и всячески дурачились. Тогда Влахов прикрикнул на них:

— Де́ца, стойте ми́рни!

Воспользовавшись наступившей на мгновение тишиной, Влахов быстро вытащил из кармана гармошку и жалобно поглядел на бригадира:

— Мо́же?

Монтажники уселись к Ивану на кровать, положили друг другу руки на плечи, и снова подмосковные вечера засветились лунным серебром, и снова парню было трудно высказать все, что у него на сердце.

НАЕДИНЕ С СОБОЙ

Анна ждала Павла на свидание, кусала тонкие губы и злилась: Абатурин запаздывал.

В городском саду, пустынном в это время дня и потому печальном, надоедливо каркала ворона. Она сидела почти над головой Анны, грязная носатая птица, и выплевывала свое «Каррр!» с такой точностью, будто внутри у нее был запрятан часовой механизм.

Вопли птицы мешали Анне сосредоточиться и принять хотя бы приблизительное решение.

«Как все-таки поступить? Что делать?» Павел нравится ей. Да нет, «нравится» — не то слово. Она любит. Любит, верно, с той самой минуты, когда увидела его у газетного киоска — такого милого и неуклюжего, в бесформенных валенках и ватнике, такого, кажется, испуганного и красивого.

Но что же из того? У нее нет права на любовь, и с этим пора примириться.

Сколько раз тонули подушки в слезах, сколько ночей провела без сна — она хорошо помнит длину тех ночей! — прежде, чем приняла горькое свое, тяжкое решение. Честное решение честного человека. Она будет жить и бороться, пока хватит сил, будет полезна людям, но навсегда останется одна. Ни один мужчина не станет ей мужем, чтобы потом проклинать час, когда встретил ее. Ни один мужчина не будет видеть, как болезнь постепенно разрушает ее тело, тело, которое можно жалеть или презирать, но не любить.

Ни один. Никогда!

Она твердила слова, пытаясь поддержать свою слабеющую волю, и уже чувствовала, что лжет себе, что не в силах будет исполнить этот зарок, злую и тяжкую свою заповедь.

«Гнусно! Люди покоряют космос, поверили в кибернетику, и она открывает им невиданные, почти страшные дали, а глупая и жалкая болезнь, истоки и причины которой известны даже школьникам, продолжает существовать и собирать свою жатву. Есть отчего завыть в голос!»

Анна не сумела перебороть себя тогда, у газетного киоска. Надо было уйти от этого наивного и чистого человека, уйти раз и навсегда, чтобы не подвергать больше испытаниям душу.

Но, боже мой, она ведь человек, и ей тоже хочется хотя бы мимолетного счастья! В конце концов, Анна никого не обманывает, она сказала ему все о своей болезни, ничего не скрыла.

И он ведь тоже болен. Это очень меняет дело. Они пойдут рука в руку по жизни, два несчастных, но все-таки сильных человека.

А что, если это только ложь? Его болезнь — ложь? Он совсем мальчик, он мог пожалеть ее и сказать неправду. А зачем? Какая ему корысть? Даже обнимая и целуя ее, он, наверно, будет помнить: она тяжко больна. Ох, как слякотно на душе!

Анна непроизвольно вытерла слезы с лица. Ворона снова закаркала над ее головой, и девушке почудилось, что эта злая птица русских сказок