ванную комнату, слишком высокий!

— Я пригнусь, если нужно!

— Ха! Это что-то новенькое, если вы имели в виду «прогнусь», — рассмеявшись, — то не стоит. Мне, знаете ли, сто лет не нужен мужчина с таким характером!

— Давай сюда чемодан, Виола! — Пытается насильно помочь Марат, отпустив руку дочери. — Мне вот интересно, какой тебе нужен мужчина? Бесхарактерный?! С камертоном и микрометром в зубах?

— В данный момент мне никто не нужен!

Сулатнов таки отбирает наши вещи. И, пропустив вперёд Алёну, остается за моей спиной с двумя чемоданами. Валя уже сошла на перрон. Мы прощаемся с проводницей и спускаемся. И в этот момент откуда ни возьмись появляется Родион.

— Как же хорошо, что я решил всё же подождать на перроне. Милая, как вы? Я скучал всю дорогу. Звонил, но ты была недоступна, видимо связь плохая. Как доехали, как спалось? Алёнку не тошнило в поезде?

Смотрю на него с удивлением. Ну и отпуск у меня намечается. Отдых мечты. Родион тут же тянет руки, пытаясь снять меня с лестницы, ухватив за талию.

— А он что здесь делает?! — Никак не справится с двумя большими чемоданами Султанов.

Периодически пропихивая вперёд то один, то другой, он всё время застревает.

Скрестив руки на груди, наблюдаю за этой картиной. Алёнка забирается на бортик подземного перехода. Я тут же пугаюсь того, что она упадет, бегу за ней, пытаюсь снять.

— Не хочу, чтоб он с нами ехал! — имеет в виду Родиона, конечно же, ведь Султанов теперь её дружбан.

Тянусь, а она ускользает. У меня аж сердце останавливается.

— Полностью согласна, их обоих надо отправить обратно.

— Мама, смотри, какая гигантская паутина! И паук жирный, — тычет пальчиком в рядом стоящий фонарный столб.

— Алёна! Слезь сейчас же или не будешь играть в телефон до восемнадцати лет! У мамы сейчас инфаркт случится.

Ухватив за ногу, я кое-как умудряюсь стянуть её на ровную поверхность. Обернувшись и прижав к себе дочь, я вижу следующую картину.

Султанов и Родион стоят друг напротив друга. Выпятив грудь, как на петушиных боях. Того гляди один из них бросится прямо на противника, с ходу ударит в голову или в корпус. А другой станет ходить кругами и, неожиданно развернувшись, нападет, не дав опомниться. И так без остановки, пока не измотают друг друга.

Честно говоря, не думала, что Родион на такое способен. Я прямо-таки впечатлена его смелостью и упорством. Он вначале струсил, заистерил, осудил меня, потребовал рассказать про дочь, якобы в целях справедливости, а теперь собрался и идёт до конца. Это делает ему честь.

— Родион Дмитриевич, вы что, за поездом бежали? Если так, то мой вам совет: бегите обратно!

— Вы, Марат Русланович, у себя в директорской командуйте, там вы царь и бог, а здесь вы просто пассажир поезда, такой же, как и я. И не вам решать, куда мне бежать! — И, чуть пригладив волосы, оглядывается. — К тому же здесь моя женщина.

Султанов смеётся, подтягивая оба чемодана и ставя их возле себя. С двух сторон.

— Если она ваша женщина, почему тогда её чемодан у меня?

— Спасибо, что напомнили. Давайте его сюда. Кажется, этот! — Тянется руками к коричневой ручке, Султанов останавливает его, спокойно выставив перед собой руку.

Родион натыкается на его ладонь.

— Ага, сейчас же! Мечты сбываются. — Марат разворачивается и, катя оба чемодана, идёт к нам. — И не сбываются. Я так понимаю, у вас отдых без путевки, или, как это называют, дикарём. Прекрасная возможность вспомнить собирательство, подтянуть свои навыки в умении различать ядовитые и неядовитые грибы! У вас получится. Я верю. Аккуратнее с личинками, ими тоже можно отравиться.

— Вы думаете, если ростом выше, так женщина достанется вам?

Слегка притормозив и задумавшись, Султанов ёрничает:

— Именно так я и думаю.

— А я ещё жалел вас. Ругал Виолу за молчание. А выходит, главное зло здесь именно вы.

— Конечно!

Меня это бесит. Оборачиваюсь. Не надо было давать ему чемодан.

— Может, вы потом пофлиртуете, мальчики, мы с Алёной на трансфер в санаторий опоздаем!

Устав ждать, подхожу к мужчинам, пытаюсь забрать свои вещи.

— Так вы рассказали девочке или нет? — заходит с козырей Родион.

— Это не твоё дело! — мы с Султановым практически одновременно огрызаемся и, переглянувшись, смотрим на Алёнку, которая опять куда-то полезла.

На этот раз выше, чем я могу достать. Султанов реагирует немедленно: бросает чемоданы и, поругав дочь за безрассудство, берет её на руки.

— Вы должны рассказать ей, а потом и всем нам, почему же так случилось, что вы не вместе. Вы гульнули, Марат Русланович? У вас на роже написано — кобель!

Султанов резко останавливается. Алёнка, вырвавшись из его рук, провожает взглядом стайку бабочек, потом берётся за мою руку и переспрашивает у меня, что мы должны ей рассказать. А я не могу так сразу всё это вывалить.

Мне и стыдно, и обидно, и страшно!

— Если ты, Дмитриевич, не прекратишь чесать языком, то я что-нибудь напишу на твоей роже!

Отлично, теперь мы все на ты. Осталось на брудершафт выпить.

— Она на тебя очень-очень злится, мне интересна причина! В бане зажал кого-нибудь? Вступил в клуб «Десять тысяч метров», поимев стюардессу в самолете? Ты же у нас красавчик, наверняка женщины на тебя гроздьями вешаются.

— А мне знаешь что интересно, Родион: сможешь ли ты взобраться назад на перрон перед летящим на скорости поездом?!

— Ты страшный человек, Султанов!

Идем с Алёнкой прочь, к автобусу. Задолбали, ей-богу.

— Иди домой, Родион, она тебя не любит! — Даже несмотря на стук колесиков и то, что беседуют они за моей спиной, я слышу, как скрипят директорские зубы.

— Тебя-то она тоже не особенно жалует, раз всё ещё отбирает чемодан. Выходит, мы с тобой в одинаковом положении! Один — один, директор.

Алёна вырывается и, увидев вперёди Валю с семьей, бежит навстречу маленькому Андрюшке.

— Но дочка-то моя! — гордо парирует Султанов, хорошо, что она уже убежала.

— Ты никогда не сможешь оправдать тот факт, что она росла без тебя столько лет! Это даже маленькая девочка не простит. Так что ищи себе очередную молоденькую дурочку и оставь нашу семью в покое.

— Вашу семью?! Ты губу-то не раскатывай, а то камертон проглотишь!

Останавливаюсь, обращаясь к обоим:

— Я предлагаю вам поселиться в одной палатке! И вы сможете провести двадцать четыре дня в абсолютной идиллии!

Плюнув на обоих, направляюсь к автобусу. Продолжение беседы я пропускаю. Оказавшись рядом с желтым «икарусом», несколько раз прошу прощения. Водитель, раскрасневшись от злости, тычет в наручные часы. Подоспевший Марат ставит вещи в багажное