с вышеупомянутым суждением о широком рынке сбыта, хотя мы испытываем вполне оправданное удивление, отмечая высокий уровень некоторых работ, производимых для «массового потребителя»[213].

Известны исключения из этого правила: картины не всегда создавались и продавались так, как описывалось выше. Например, их мог заказывать гаагский двор статхаудера, бургомистры, желающие украсить здание ратуши, а также регенты различных организаций для украшения своих зданий. Семьи заказывали портреты, которые затем вешали на стенах своих домов. Художники находили альтернативы созданию картин для свободного рынка. Ливенс, Бол и Флинк благодаря своей популярности вошли в круги более или менее надежных патронов, на которых могли рассчитывать. По-видимому, некоторые художники также избежали работы для массового рынка, заключив договор с одним-единственным покупателем, где было предусмотрено право преимущественной покупки любых созданных ими произведений. Подобный рецепт успеха можно найти у Хоогстратена, который дает художникам совет: каков бы ни был уровень их работ, они в любом случае должны искать «меценатов», а уже через них привлечь внимание принцев, правителей и преуспевающих купцов[214]. Первый ученик Рембрандта Герард Доу (1613–1675) заключил соглашение с Питером Спирингом фон Сильверкроном, шведским дипломатическим представителем в Гааге, который платил ему за право преимущественной покупки 1000 гульденов в год. Кроме того, он установил необычайно высокую цену, от 600 до 1000 гульденов, за каждую картину, выбранную им и посылаемую домой в Швецию королеве Кристине. После отъезда Спиринга Доу нашел местного мецената, Йохана де Бай, который выставил на всеобщее обозрение двадцать семь его картин из собственной коллекции. Хотя цены на картины Доу, охотно приобретавшиеся европейскими монархами, в конце концов достигли заоблачных высот (по слухам, за одну работу он получил 30000 гульденов), он рассчитывал гонорары за свои тщательно, в мельчайших деталях выполненные работы старинным гильдейским способом: по количеству часов, затраченных на их выполнение. Если верить слухам, он даже отверг должность придворного художника, предложенную ему английским королем (ил. 21). Наиболее известный ученик Доу, Франс ван Мирис Старший (1635–1681), сделал сходную карьеру: он отказался от места придворного художника в Вене с годовым жалованьем в 2500 гульденов, хотя выполнил автопортрет, заказанный для галереи автопортретов художников Козимо III де Медичи, великим герцогом Тосканским. Кроме того, его взял под свое крыло местный покровитель искусств, которого Хаубракен называет «меценатом Мириса». Он принял активное участие в руководстве лейденской гильдией Святого Луки. Но, в отличие от Доу, Мирис не добился материального успеха: он так и не купил собственного дома и, подобно многим голландским живописцам, окончил свои дни в долгах, по-видимому, спившись. Если вспомнить недавнее открытие, что и Яну Вермееру покровительствовал состоятельный местный меценат, который приобрел немалое число его работ, то всё это означает, что существовала альтернатива: работать либо для рынка, либо для покровителей и заказчиков[215].

Вершиной работы на мецената можно считать карьеру Адриана ван дер Верффа (1659–1722), которого за год до его смерти Хаубракен превозносил как величайшего голландского художника (ил. 27). Хотя он отказался покинуть родной Роттердам, ван дер Верфф, в отличие от своих предшественников, всё же принял должность придворного художника, предложенную Иоганном Вильгельмом, курфюрстом Пфальцским, избравшим местом своего пребывания Дюссельдорф. В конце концов ван дер Верфф удостоился золотой цепи, был возведен в рыцарское звание и изменил свою подпись, увековечив в ее новом начертании эту высокую честь. Поскольку архив художника, включая счета его мастерской, хорошо сохранился, мы можем детально реконструировать процесс работы ван дер Верффа над картинами и его продажи. В 1697–1716 годах, когда ван дер Верфф состоял на службе у дюссельдорфского принца, он получал жалованье в размере 4000 гульденов за каждое полугодие, что он работал по заказам двора. За каждую картину ему полагался дополнительный гонорар, а размер его определялся по старинке, в зависимости от количества часов, посвященных работе над ней. Хотя он выбирал сюжеты, подстраиваясь под вкусы двора (портреты постепенно вытеснила историческая живопись), курфюрст и его окружение испытывали пристрастие к «тонкой» – fjn – голландской манере ван дер Верффа. В студийном архиве приводятся суммы гонораров, уплаченных за картины в соответствии с количеством недель, которое посвятил им Адриан и ассистировавший ему брат. За день он зарабатывал немало (45 гульденов), время на каждую картину тратил тоже немалое (от десяти до девятнадцати недель на одно произведение), при этом скорость выпуска продукции была довольно низкой, самое большее – шесть произведений в год. За период с 1697 по 1716 год ван дер Верфф завершил для курфюрста всего тридцать восемь картин, а в общей сложности на сегодняшний день нам известно 156 его живописных работ. Подобно его «Автопортрету», жизнь и творчество ван дер Верффа прекрасно иллюстрируют союз буржуазии и придворного общества, прочно занявший место в умах и вкусах эпохи[216].

Чтобы убедиться, что Рембрандт вел себя совсем не так, не нужно приводить более никаких доказательств. Показательно, что Рембрандт, хотя он и был честолюбивым художником с большой мастерской, не вел подробного учета созданных произведений, за которые платили в зависимости от потраченного на них времени и которые затем доставлялись меценату-заказчику, как это делалось в студии ван дер Верффа. Отвергая систему патронажа, Рембрандт не принял рынок в его традиционном виде – он, скорее, пытался найти место искусства в операциях, проводимых на формирующемся капиталистическом рынке. Историю Рембрандта можно представить как историю долгов и без конца продлеваемых ссуд, которые принимали облик листков бумаги, символизирующих произведения искусства или их денежный эквивалент. Он всегда нуждался в деньгах и с готовностью предлагал картины и гравюры в уплату долгов. В записке на обороте одного из своих рисунков (ил. 143) Рембрандт предлагает закончить две работы для Кристоффела Тейса – возможно, в уплату огромного долга за дом. Еще не разделавшись с этими долгами, в декабре 1655 года Рембрандт проводит первую распродажу своего имущества (может быть, желая погасить долг перед Тейсом) и одновременно ведет переговоры о покупке другого дома с амстердамским виноторговцем ван Каттенбургом (который не более чем за два года до этих событий сам брал у Рембрандта в долг), обещая расплатиться наличными, а также картинами и гравюрами (включая гравированный портрет купца, который должен был быть такого же качества, что и знаменитый портрет Яна Сикса)[217].

Некоторые клиенты, видимо, были убеждены, что единственный способ добиться от Рембрандта завершения картины заключался в том, чтобы ввергнуть его в долговую кабалу. Поэтому возник небольшой, но весьма оживленный рынок выданных Рембрандтом долговых расписок, торговля которыми, учитывая сомнительную платежеспособность Рембрандта и возможность получить в счет уплаты долга его готовую картину, сопровождалась спекулятивным