- Грузите, - Бекшеев решается отдать приказ. – А то до ночи тут застрянем.

- А место-то нехорошее, - тянет с прищуром Тихоня. И Туржин хмурится, он отчаянно не желает показывать, что его задело это высказывание.

Но задело.

- Идем, - Тихоня не оставляет шансов. – А то и вправду… я домой хочу. Пожрать.

Новинский о чем-то говорит с Бахтиным. Тот растерян и смущен. И еще постоянно оглядывается на Бекшеева. И по лицу не понять, о чем именно думает.

Хотя ясно, о чем.

Неприятностей ждет. И будут эти самые неприятности. Ведь как? Вроде бы Бахтин напрямую не связан ни с контрабандистами, ни с убийцей, но выходит, что на вверенной ему территории порядка нет.

Плохо.

- Надолго затянется, - заметила Зима, протягивая горсть орешков. – В город сразу? Или еще в часть заглянем?

- В город, - решение Бекшеев принял давно. – Только надо будет распорядиться, чтобы тело доставили. Того, убитого…

И Зима кивает.

- Дела поднять. Заявления о пропавших. Поговорить с местными, которые с контрабандой связаны.

- Вряд ли чего толком скажут.

- Не под протокол, - согласился Бекшеев. – Но проводников, которые пропали, должны знать. Поговори с этим… знакомым своим.

- Поговорю, - Зима не стала спорить. – Правда, не уверена, что ему можно верить. Точнее уверена, что верить нельзя, но если дать понять, что мы не по его душу…

- Пообещай, что отметим содействие местных властей.

- А мы…

- Отметим всенепременно. Если содействовать будут.

Правда, от пристального внимания службы собственной безопасности это начальника жандармерии не избавит. Но… такая уж жизнь.

Сложная.

Новинский подошел сам.

- Завтра, - сказал он. – В городе. Я загляну. Разговор… возможно, более конкретный… по… всему.

- Буду ждать, - пообещал Бекшеев. – С нетерпением.

Уехать получилось засветло, пусть даже солнце, перевалившись через наивысшую точку, покатилось в лес. И тот вытянул, выплеснул длинные тени, словно лапы диковинных зверей. Звери те, очнувшись от вековой дремы, пытались дотянуться до людишек.

Машин.

Проклятое?

Так или нет, Бекшеев не знал, но ощущал нервозность людей, которые, глядя на солнце и тени, перемалывали страх и отвращение.

Тела грузили.

Заворачивали в брезент, а тот прикрывали иным. И все одно кому-то придется ехать в кузове с мертвецами.

Или… нет?

Бекшеев молча забрался кабину грузовика.

- В общем, - Тихоня заглянул. – Мы с Серегой за грузом приглядим, чтоб уж ничего не потерялось. А вояки поедут за нами.

Он отряхнул руки.

- Станем возле мертвецкой. Новинский сопровождением пойдет. Ну и назад потом…

Наверняка, у Новинского найдутся свои неотложные дела в городе, иначе сопровождать трупы поставил бы кого-то еще. Бекшеев лишь надеялся, что и сам Новинский, и его люди, а такие наверняка найдутся, не станут мешаться под ногами.

Туржин подошел последним.

- Так что, там взаправду мертвяки? – Васька, до того сидевший тихо, снова высунулся в окно. – Ага. Воняет мертвечиною! Жуть.

- А ты откуда знаешь? – поинтересовался Бекшеев. Вытащив из кармана куртки жестянку с карамельками, он протянул Ваське. – Угощайся.

- Спасибочки! – Васька отнекиваться не стал. И карамелек захватил несколько, сунул за щеку. – Так это же ж… от мертвяков всегда воняет. Ну… как пленные были, так мы ездили сюда. Возили. Картошку вон. Моркву с репой. И мясо. Мяса, правда, мало брали, кости с большего… и сало еще. Анька тут договору имела, а я помогал. Она там Генриха и выкупила. За две туши.

Это звучало настолько дико, что Бекшеев с ответом не нашелся.

- По документам если, то на поруки взяла. Вроде как… ей работники нужные были. Она и подходила, стало быть. К старшому ихнему, который туточки, - поспешил пояснить Васька. Он умудрялся говорить и карамельки перекатывались за щекой.

А кривоватые, с намертво въевшимся в кожу мазутом, пальцы Васьки поглаживали рулевое колесо.

- Он ей и дал, стало быть. Дюжину. Анька тогда аккурат старое поле чистить взялася. У наших-то родителей была большущая ферма. И хозяйство. Но эти все… - Васька посмурнел и признался. – Я мамку-то, почитай, и не помню… сколько был, так Анька рядом. Вот. Ну а куда ей одной хозяйство держать? Это теперь-то я большой, сподмочь могу… а тогда-то…

- Компенсацию выплатить обязаны были.

- Ага. Компенсацию, - Васька от возмущения даже подпрыгнул. Или может это кабину тряхнуло на очередном ухабе. – Анька пыталася. Знаю. Только ей чего сказали? Мол, земли вона есть, вернули. Хата тоже стоит. А что скот побили, так на то документов нету, что этот скот вовсе был. И меня еще забрать хотели. В детский дом! Вроде как у ней условиев нет меня держать.

Васька произнес это с возмущением.

- А как Анька перестала требовать, то и… забыли, значит. И чего ей было? Только хозяйничать… в первые-то годы мы с нею, вдвойгу… ну еще и тетка Векша, у которой всех, стало быть, всех пожгли и её еще побили так, что она совсем блажною стала. Анька её и прибрала, стало быть, чтоб, значится, не померзла зимой. Тетка-то сильная, спомогала. А там и я. И уже помню, как мы сюда ездили. Возили… чего было. Ну а они мерли, эти пленныя… страсть до чего. Прям таки эхпидемия приключилася.

Болтая, Васька умудрялся вести машину и делал это весьма умело.

- Их и волокали хоронить. Еще Аньке деньгу предлагали. За участие… вроде как сподмогновение государственному делу. Но она людями взяла. Не подумайте. Анька никого-то не мучила. Наоборот. Мы и кормили их добре. Анька так и сказала, мол, тощий да голодный ничего не наработает. Ну я тогда и запомнил, как оно воняло. Кладбище-то не сразу около части, тама, дальшей, если поехать. Туда волокушами. Ну и на грузовиках…

Васька примолк.

Выдохся?

- А что с ними стало? – поинтересовалась Зима и тоже не отказалась от карамельки, которую в рот забросила. – С пленными?

- Так… вестимо чего. Работали у нас. Года два были. После уж пришло, стало быть, распоряжение, что отпускать надобно. Анька и отпустила. Только сказала, что, значится, если кто восхочет остаться при ферме, то пущай. Она и документу выправить выправит, чтоб все честь по чести.

- И как? Не остались?

- Неа… ну как… Генрих вот остался. Сказал, что ему, стало быть, некуда возвертаться. Что у него еще тогда