было в этом что-то неестественное, нездоровое, отчего тревожно сжималось сердце.

Вечер с Лорин и Лайонелом оказался последним, который она провела в сознании.

А потом началось самое страшное.

Всю ночь Эмми лихорадило. Я металась между ее постелью и кувшином с водой, которой смачивала и без конца меняла на горячем, покрытом испариной лбу холодный компресс. А ранним утром меня разбудил ужасный грохот. Проснувшись с утра, Эмми попыталась встать – и неожиданно потеряла сознание, упав прямо на пол и уронив прикроватный столик. Мы с Тиной, кусая губы от ужаса, кое-как подняли ее и уложили в постель, пока Мод со всех ног мчалась за лордом Маршеном.

Доктор, явно выдернутый из кровати, выглядел недовольным, а осмотрев пациентку, помрачнел еще сильнее, строго отчитав нас за то, что так долго молчали и позволили болезни зайти слишком далеко.

– Возмутительно! Недопустимо! – причитал он, прикладывая к груди Эмми стетоскоп. – Лихорадку можно было предотвратить, если бы мы сразу занялись лечением! Припарки, горячее молоко и конопляное масло – и пациентка встала бы на ноги за два-три дня. А теперь придется прибегать к серьезным и сложным процедурам…

Тина немедленно зарыдала, Мод, бледная и испуганная, уставилась на меня с таким видом, будто уже примеряла к платью черную траурную вуаль. Все внутри заледенело. «Серьезные и сложные процедуры» в устах доктора Маршена звучали почти как приговор, и даже думать об этом было страшно.

Вглядываясь в бледное осунувшееся лицо Эмми, по цвету сравнявшееся с подушками ее постели, я чувствовала себя крайне виноватой, а еще ужасающе, невероятно беспомощной. Сама я болела редко – кровь старшего рода, проявившаяся во мне сильнее, чем в столичных Блэкторнах, давала и такие преимущества. Но Эммелин… У нее всегда было очень хрупкое здоровье, а болезни протекали тяжело, приковывая кузину к постели подчас на несколько недель. И если дома я всегда могла бы спросить совета у матери или Джаспера, то здесь я оказалась в чужом доме один на один с проблемой, которую не могли решить ни книги по управлению фабрикой, ни навыки фехтования, ни древняя Призрачная шпага.

Я не знала, чем я могла помочь. Но и оставить Эмми одну – пусть и в надежных руках доктора Маршена – не хватало духу. Кружа вихрем по комнате, я хваталась то за одно, то за другое, наполнила кувшин холодной водой для компрессов, сбегала на кухню, где распорядилась, чтобы кухарки всегда держали наготове куриный бульон, раздвинула, а потом занавесила шторы, написала покаянное письмо дяде и тете с просьбой как можно скорее прибыть в Ленс-холл с семейными докторами и раз десять поправила кузине подушку. На одиннадцатой попытке подоткнуть Эммелин одеяло безграничное терпение доктора Маршена дало трещину, и я в компании со всхлипывающей Тиной была позорно изгнана вон из спальни.

– Займите себя чем-нибудь полезным, леди Блэкторн, и не лезьте мне под руку. Если что-то понадобится, я дам вам знать.

Вот только идти было некуда. Я прошлась по дому, но нигде не нашла покоя. Все были заняты своими делами: слуги суетились, наводя порядок в парадных комнатах, Дебора, со дня на день ожидавшая родов, вязала в гостиной очередные пинетки, намотав пряжу на вытянутые руки Кристофера, бабушка Ленс дремала в кресле, а остальные родственники Деборы уехали с визитом к соседям еще утром.

И ноги сами привели меня в библиотеку.

Увы, там меня ждало разочарование. Я попробовала читать, бездумно раскрывая оставленные на столе книги – одну, другую, третью – но буквы расплывались перед глазами, а мысли неизменно возвращались к Эммелин и самому худшему, что могло, но не должно было с ней произойти.

А ведь и книги, как назло, попались чрезвычайно интересные. Новейшие хозяйственные практики, труды современных ученых экономистов, чертежи с последней технической выставки с пометками на полях – в адекватном состоянии «Теорию станка», «Краткий очерк промышленности» и «Развитие механики» я не отложила бы в сторону, пока не пролистала бы от корки до корки. Но сейчас я не могла найти сил, чтобы разобрать даже строчку.

В конце концов, в попытках найти хоть что-то, способное увлечь меня и заставить отвлечься от беспокойства за кузину, я добралась до лежавшего в конце книжной стопки толстого томика в синей обложке. Раскрыла на случайной странице – да так и застыла, не видя букв и не понимая смысла.

В таком положении меня и нашел лорд Крейг.

Книга, подхваченная чужими руками, мягко выскользнула из моих пальцев. Я запрокинула голову вслед за ее полетом и увидела лицо капитана. Вглядевшись в ровные строчки, он неопределенно хмыкнул и перевернул синий томик – оказывается, все это время я держала его вверх ногами.

– «Заметив Джоанну, Гийом поднялся из ванны, – невозмутимо зачитал лорд Крейг. – Вода стекала по его обнаженной груди тонкими струйками, теряясь в курчавых черных волосах внизу живота. Джоанна отпрянула, прижимая к горящим щекам пальцы. Ей стоило выйти, отвернуться, но она не могла оторвать взгляда от соблазнительного тела своего пленителя».

Я нахмурилась.

– Что?

– «В сладком плену Френна. Подлинная история Аррейнской девы». – Капитан наклонил книгу ко мне, чтобы я смогла разобрать название, выбитое золотистыми буквами под причудливым вензелем книгопечатной компании. – А говорили, что вам, леди Блэкторн, чужда любая романтика.

Нахмурилась еще сильнее.

– «Гийом был ее тюремщиком, – продолжил читать капитан. – Врагом, которого полагалось ненавидеть. Но отчего-то она не могла. Пронзительный взгляд лорда Бреннского находил отклик в ее груди, рождая теплое чувство, на которое отзывалась золотым светом ее Призрачная шпага. Нужно было признать: Гийом волновал ее. Волновал… как мужчина».

Я тихо хмыкнула. Звучало, откровенно говоря, странно, зато теперь стало понятно, откуда Дебора черпала вдохновение для своей пьесы. Даже удивительно, что леди Джоанна после битвы ограничилась всего лишь поцелуем.

– Как вы думаете, – выгнул бровь лорд Крейг, – точно ли автор передал томление Аррейнской девы?

– Конечно, нет. Это явный вымысел от начала и до конца.

Уголок губ капитана дернулся в насмешливой улыбке.

– Хотите сказать, что в реальности женщины испытывают совершенно иные чувства при виде обнаженного мужчины?

Щеки предательски вспыхнули.

– Мне-то откуда это знать?

– Вы можете предположить.

Я лишь покачала головой, не желая поддерживать шутливый разговор. Прямо сейчас все, о чем я могла думать, – это Эммелин, ее состояние и заключение доктора Маршена о «серьезности и сложности» предстоящего лечения. Я хотела, чтобы Эмми как можно скорее поправилась, и метания книжной Джоанны Барр на фоне этого казались смешными и незначительными.

Лорд Крейг, верно, прочел ответ на моем лице. Опустившись в соседнее кресло, он накрыл мою дрожащую руку своей.

– С