Шрифт:
Закладка:
— Я была уверена, что выбросила его, — бормочет Марина, — что избавилась от всего и она никогда ничего не узнает.
— Совсем все подчистить невозможно.
Она смотрит на меня так, будто я дал ей отрезвляющую пощечину.
— И что ты ей сказал? — Потом, спохватившись, пересказывает себе под нос все, что я сказал раньше. — Думаешь, она поверила? Закрыла тему?
Мне бы хотелось ее успокоить, но это была бы та самая ложь, которая ни черта ни во спасение. От того, что мы прикроем прошлое фиговым листком, оно никуда не исчезнет. И кто сказал, что через пару недель или даже месяцев, Ви не наткнется на еще какие-то доказательства не радужного прошлого.
Прошлого, которое случилось по вине всех нас.
— Марина, я думаю, тебе нужно быть готовой к тому, что рано или поздно Ви начнет задавать вопросы. И ты либо будешь все отрицать, либо…
— … либо что? — неожиданно резко перебивает она. — Рассказать ей правду? О прошлом, которое она, слава богу, забыла?!
А вот теперь я чувствую себя получившим оплеуху. Лопатой.
— Олег, моя дочь влюблена в тебя по уши. И не говори, что ты этого не замечаешь. Ты слишком искушенный мужчина, чтобы не видеть очевидное. Да ты у нее с языка не сходишь!
— Марина, я…
— Она на двадцать лет младше, — не дает вставить и слова. — Ты несешь за это ответственность.
— Ничего нет, Марина. Я пытаюсь помочь ей встать на ноги.
— Покупая дорогую квартиру? Разбрасываясь деньгами?
— Предпочитаю называть это «созданием благоприятной среды для саморазвития».
— Думаешь, раз прошло столько лет, я забыла твои любимые трюки? Сначала ошеломить подарками, потом — усыпить бдительность красивыми словами и обещаниями? Я все помню, Олег, и прекрасно знаю, чем это закончится. Или хочешь, чтобы я произнесла это вслух?
— Нет.
Одно короткое слово. Три буквы. А во рту вкус, словно сожрал ложку дерьма.
— Значит, вот зачем ты пришла.
— Чтобы защитить дочь — только для этого. Не думай, что пятнадцать лет что-то изменили. Провалами в памяти я уж точно не страдаю, хоть и не становлюсь моложе.
Бессмысленно говорить, что я на самом деле просто хотел помочь Ви. Когда увидел ее в той засранной квартире, в доме, где лестница буквально разваливалась под ногами, понял, что должен вытащить Пашкину дочь из этого кошмара.
Странно, но тогда я думал о ней именно как о его дочери.
Образ Марины в моей голове появился намного позже. Но даже тогда мне потребовалось время, чтобы соединить их в моей голове в одну неразрывную цепочку — мать и дочь.
— Эвелина всегда была очень романтичной. С детства охотилась на бабочек и воображала, что цветы — это замаскированные феи. — Марина на секунду как будто возвращается в прошлое и ее губы трогает теплая улыбка. Но она быстро берет себя в руки. — Ты не должен был продолжать ваше общение. Простого обмена десятком слов вполне хватило бы, чтобы избавить всех нас от огромных проблем. Но ты же Олег Игнатов — большой любитель распускать хвост перед каждой симпатичной мордашкой!
— Ты несправедлива, — пытаюсь держать вежливость. Я обязан. В Марине говорит материнский инстинкт.
— Я слишком хорошо тебя знаю. — Она нервно проводит языком по губам. — Конечно, ты никогда не был настоящим бабником, но женщины вокруг тебя вились как пчелы, и тебе всегда это нравилось. Напомнить, сколько раз Аня рыдала у меня на плече, когда ты не ночевал дома?
Напоминание о погибшей жене подбивают мои попытки сохранять спокойствие.
Аня всегда была очень эмоциональной. С первого дня нашего знакомства, я как дурак клюнул на ее харизму, на заразительный смех и активную жестикуляцию. В ней было столько любви к жизни, что она каким-то образом просачивалась в серое дерьмо моих будней. И только со временем я увидел вторую сторону медали.
— Чего ты хочешь? — сразу перехожу к делу, потому что объяснять что-то Марине не имеет никакого смысла. Насколько Аня была нестабильной, настолько же Марина отличалась ослиным упрямством. Как я теперь вижу — ничего абсолютно не изменилось. — Что я должен сделать, чтобы ты была спокойна?
— Оставь в покое мою дочь. — Она встает, распрямляет плечи и задирает подбородок. Как будто готовится выйти на подиум из-за кулис и в очередной раз затмить всех своей красотой. Как однажды ошарашила и меня. А потом — моего лучшего друга. — Не надо морочить ей голову ложными надеждами. Не надо давать ей повод мечтать о тебе, прикрываясь памятью о ее отце. Не мне тебе рассказывать, как это сделать.
Марина идет до двери, давая понять, что мой ответ ее не интересует.
Она пришла не за тем, чтобы вести переговоры. Я должен сделать как она хочет — это единственный «компромисс».
— Извини, что потревожила тебя на работе, — говорит уже на пороге, глядя на меня искоса, через плечо. — Если бы у тебя были собственные дети, ты бы никогда даже не посмотрел в сторону моей дочери. Она слишком хорошая и неопытная для такого, как ты.
Я еще долго тупо смотрю на дверь, которую Марина оставляет открытой.
Таращусь как баран из поговорки, пытаясь разложить и снова собрать наш короткий разговор. И чем больше пытаюсь — тем сильнее понимаю, как она, черт подери, права. Во всем права. Когда я поднялся на ноги, то в моей жизни, как водится, стали пачками всплывать какие-то бывшие друзья, далекие родственники, мамины подруги, соседи, одноклассники, чьи имена и фамилии абсолютно ни о чем мне не говорили. Некоторым я действительно помогал — как правило тем, что не перли нахрапом и у которых были реальные проблемы. Но моя помощь никогда не заходила за границы финансовой. Если проблему можно решить деньгами — значит, это не проблема, а растраты. Значит, нечего и вникать, тем более, что большего от меня и не требовалось.
С Эвелиной, если бы я действительно просто хотел ей помочь, все должно было быть именно так — купил квартиру, дал карту с баблом, помог продвинуться по карьерной лестнице. Но уж точно ее не следовало таскать на приемы, приглашать в рестораны и приезжать на ужин. Мне нужно было помочь и отвалить, тем более, что я почти с самого начала понимал, что девчонка на меня залипла. Да что там — все было предельно ясно еще в нашу первую встречу в клубе, когда она так выразительно краснела и заикалась, что мои мужики потом неделю шутили на тему растления «розовощекой куколки».
Но я пошел дальше.
