лидерство как возможность процветания британского народа и кульминации его истории, то де Голль представлял себя как единичное событие, призванное поднять его народ к величию, которое было значительно рассеяно. Вызывающе несовместимый с временем, в котором он жил, де Голль стремился к консенсусу, провозглашая моральную и практическую важность исчезнувшего величия; он апеллировал не столько к историческому континууму, сколько к тому, что было веками ранее и может быть снова. Этим повествованием он помог Франции оправиться от падения, а затем привел ее к новому видению самой себя. Как описал его Андре Мальро, он был "человеком позавчерашнего и послезавтрашнего дня".

В XVII веке Ришелье разрабатывал политику великого государства, но делал это от имени короля, которого нужно было убедить в правильности курса. Де Голль должен был определить концепцию, пока он находился в процессе ее реализации, и именно французский народ он должен был убедить на разных этапах. Поэтому его высказывания не носят характер максим; они предназначены не столько для того, чтобы направлять, сколько для того, чтобы вдохновлять. И он всегда говорил о себе в третьем лице, как будто его взгляды не были его собственными, а должны были восприниматься как выражение судьбы.

Хотя и Черчилль, и де Голль спасли свои общества и народы, в их стилях руководства была фундаментальная разница. Черчилль отражал квинтэссенцию британского лидерства, которое основано на высоком, но не исключительном уровне коллективной деятельности, из которого, при удаче, в момент большой необходимости может появиться исключительная личность. Лидерство Черчилля было экстраординарной эманацией традиции, соответствующей обстоятельствам; его личный стиль был энергичным и пропитанным восхитительным юмором. Лидерство де Голля было не развитием исторического процесса, а уникальным выражением личности и особого набора принципов. Его юмор был сардоническим, призванным подчеркнуть своеобразие, а также неповторимость его предмета. Если Черчилль рассматривал свое лидерство как кульминацию исторического процесса и личное удовлетворение, то де Голль относился к своей встрече с историей как к долгу, который должен быть рожден как бремя, отделенное от любого личного удовлетворения.

В 1932 году сорокадвухлетний де Голль, служивший в то время майором во французской армии, далекий от возможного личного возвышения, набросал концепцию величия не для слабонервных:

Отстраненность, характер, олицетворение величия - эти качества ... окружают престижем тех, кто готов нести бремя, слишком тяжелое для низших смертных. Цена, которую им приходится платить за лидерство, - это постоянная самодисциплина, постоянный риск и вечная внутренняя борьба. Степень страданий зависит от темперамента человека, но она не может быть менее мучительной, чем волосяная рубашка кающегося. Это помогает объяснить те случаи абстиненции, которые иначе так трудно понять. Постоянно случается, что люди с непрерывным послужным списком успеха и публичных оваций внезапно слагают с себя ношу... Довольство, спокойствие и простые радости, которые называются счастьем, не даются тем, кто занимает властные позиции. Выбор должен быть сделан, и он нелегок: откуда это смутное чувство меланхолии, которое витает вокруг юбок величества... Однажды кто-то сказал Наполеону, когда они смотрели на старый и благородный памятник: "Как он печален!" «Да, - последовал ответ, - печален, как величие».

 

За тайной

Шарль де Голль привлекал поклонников, которые были ему полезны, но отношения с ним не предполагали ни взаимности, ни постоянства. Он вошел в историю как одинокая фигура - отстраненная, глубокая, мужественная, дисциплинированная, вдохновляющая, приводящая в ярость, полностью преданная своим ценностям и видению и отказывающаяся принижать их личными эмоциями. Будучи военнопленным в Германии во время Первой мировой войны, он записал в своем дневнике: «Нужно стать человеком с характером. Лучший способ добиться успеха в действиях - это уметь вечно властвовать над собой».

И все же. Размышляя о смене времен года в Коломбее в середине 1950-х годов, де Голль закончил свои военные мемуары стихотворением, в котором единственный раз за все время своего творчества он использовал личное местоимение: "По мере того как возраст торжествует, природа становится ближе ко мне. Каждый год, в четыре сезона, которые являются столькими уроками, я нахожу утешение в ее мудрости". Весна делает все ярким, "даже снежные хлопья", и делает все молодым, "даже поникшие деревья". Лето провозглашает славу щедрости природы. Природа уходит на покой осенью, все еще прекрасная в своем "одеянии из пурпура и золота". И даже зимой, когда все "бесплодно и замерзло... совершается тайный труд", подготавливая почву для нового роста, возможно, даже воскресения:

Старая Земля, изношенная веками, измученная дождями и бурями, истощенная, но готовая производить все, что необходимо для продолжения жизни!

Старая Франция, отягощенная историей, измученная войнами и революциями, бесконечно колеблющаяся от величия к упадку, но возрождающаяся век за веком благодаря гению обновления!

Старик, измученный испытаниями, отрешенный от человеческих дел, чувствующий приближение вечного холода, но всегда наблюдающий в тени за отблеском надежды!

Кажущаяся непробиваемой броня де Голля скрывала глубокий резервуар эмоций, даже нежность, которую мы можем увидеть наиболее отчетливо в его отношениях с дочерью-инвалидом Анной.

У Анны был синдром Дауна, но Шарль и Ивонна де Голль решили воспитывать ее в своем доме, бросив вызов современной практике отправки детей-инвалидов на воспитание в психиатрическую больницу. На фотографии 1933 года запечатлена нежность их отношений: Де Голль и Анна сидят на пляже, он в возрасте сорока двух лет, одетый в темный костюм-тройку с галстуком и шляпой, лежащей на боку - в форме даже в гражданской одежде - и она в белой пляжной одежде. Кажется, что они играют в пятнашки.

Анна умерла от пневмонии в 1948 году в возрасте двадцати лет. Без Анны, возможно, я никогда бы не сделал того, что сделал. Она дала мне сердце и вдохновение", - позже признался де Голль своему биографу Жану Лакутюру. После ее смерти он до конца жизни носил ее фотографию в рамке в нагрудном кармане.

Де Голль умер от аневризмы менее чем через два года после отставки с поста президента, 9 ноября 1970 года, в Буассери. Он, как и положено, раскладывал пасьянс. Он был похоронен рядом с Анной в приходском церковном дворе Коломбей-ле-Де-Эглиз.

Ричард Никсон: Стратегия равновесия

 

Мир, в который пришел Никсон

Ричард Никсон был одним из самых противоречивых президентов в американской истории и единственным президентом, вынужденным уйти в отставку. Он также оказал решающее влияние на внешнюю политику своего периода и его последствий, как президент, который перестроил разрушающийся мировой порядок в разгар холодной войны. После пяти с половиной лет пребывания у власти Никсон завершил американское участие во Вьетнаме, утвердил